Небо выбирает нас

Климачов старался выглядеть спокойным, хотя бы внешне, но это ему плохо удавалось. Даже перед полетом с Кортуновым на воздушный бой он не испытывал такого волнения, как в тот момент, когда увидел перед собой сдвинутые столы под зеленым сукном. Лица сидевших были строгие и вопрошающие, грустные и непроницаемые.

— Садись, Климачов. — Кортунов указал на свободный стул. — Расскажи нам, как у тебя получилось с внеполигонным бомбометанием.

Климачов ощутил вдруг удивительное спокойствие, какое обычно приходит лишь после изнурительной работы. И все-таки, даже несколько успокоившись, он прекрасно понимал, что чувство это обманчивое и сейчас его судьба во многом зависит от того, как он будет себя вести. Но отделаться от равнодушного состояния Климачов уже не мог. После чрезвычайного происшествия, от которого его отделяло менее суток, в нем успело все переболеть и перегореть. И вот сейчас от него ждут чего-то. Объяснений, наверно. А что он им может объяснить? Повторить догадки Калинкина? Конечно, предположения командира звена и ему теперь кажутся наиболее верными. Но какая теперь разница: объясняй не объясняй — все одно: сейчас партийное взыскание, а после на землю спишут. В лучшем случае на какую-нибудь каракатицу. Перевалить часть вины на Калинкина? Да-а… Некого винить, кроме самого себя. Нервы должны быть крепкими, Климачов! Нервы!

— Ошибся я.

— Вот и расскажите партийному бюро, как вы ошиблись, — попросил один из членов бюро.

Климачов долго молчал, уставившись в пол.

— Разрешите войти!

В дверях показался капитан Калинкин.

— Я думал, меня пригласят, — угрюмо проговорил он.

— Пригласим и тебя, — многозначительно ответил Белогуров.

— А сейчас?

— Мне кажется, — перебил командир первой эскадрильи майор Ушаков, — капитану Калинкину есть что сообщить нам. Я вас так понял?

— Я для этого и пришел.

Капитан Калинкин, хотя и сбивчиво, рассказал о полете на полигон, о своих командах и, глядя на Кортунова, попросил:

— Прошу вас учесть и мою вину перед Климачовым.

— Хорошо, мы все учтем, — торопливо заключил Белогуров. — Вы можете идти, капитан. — Когда дверь закрылась, подполковник продолжил: — По-моему, всем ясно, почему так нервничал командир звена капитан Калинкин. В опасном соседстве с землей и при высокой скорости ведомый не успел выполнить необходимый для грамотного управления самолетом весь комплекс работ. Вот поэтому у Климачова, как следствие, резкость в действиях, нервозность и внеполигонное бомбометание. Мне вспоминаются контрольные полеты с Климачовым и его первые самостоятельные. Тогда он не удержался на посадочной полосе, обошлось мелкой поломкой. Итак, получается нерадостная сумма в общей оценке Климачова как летчика. Авария, внеполигонное… Что на очереди? Логика событий подсказывает: или новая авария, или еще хуже. Мне кажется, мы сделаем добрую услугу, если посоветуем Климачову ради его же собственного будущего поразмыслить о своей летной работе и сделать определенные выводы. Я, как заместитель командира полка, уже сделал…

— Не будем спешить с выводами, Вадим Вениаминыч, — мягко прервал его Кортунов. — Нервозность и ошибки всегда следствие чего-то. Но не надо забывать: до нас, я говорю об училище, на Климачова как летчика никто не жаловался. Наоборот, он характеризовался с самой лучшей стороны, как смелый и инициативный, прекрасно владеющий техникой. Посредственно летает у нас? Но мы все стали хуже летать: новый профиль работы истребительно-бомбардировочной авиации, непривычные задачи.

Наша беда, что мы до сих пор не можем сделать его равным среди нас, сделать настоящим летчиком. А я в его летных способностях не сомневаюсь. Командир звена капитан Калинкин, как вы поняли, того же мнения. Иначе бы он не пришел к нам.

— Вы забыли наш разговор, Николай Васильевич. Вспомните! Вы и тогда защищали Климачова, и не я ли предсказывал новое ЧП, связанное с его именем? Я, как коммунист, как командир, вынужден буду настаивать на его переводе в транспортную авиацию. Разумеется, для общей пользы.

— И, разумеется, не считаясь с мнением командира эскадрильи, в боевом расчете которой он состоит, — с грубоватой прямолинейностью оборвал Белогурова командир первой эскадрильи майор Ушаков.

— Каждый может высказывать свое мнение.

— Пусть скажет Климачов.

— Я хочу остаться в полку. Я докажу… Пожалуйста!..

Кортунов, пряча глаза, потер ладонями виски, Белогуров отвернулся от Климачова, кто-то смущенно закашлял в кулак, заскрипел стулом. Ох уж это странное, невоенное «пожалуйста»!

— Он в моей эскадрилье, — будто сердясь на кого-то, снова разгоряченно заговорил майор Ушаков. — Тут и я виноват. И потому считаю: Климачов может и должен хорошо летать. А за внеполигонное ему… выговор строгий. И еще: от полетов отстраню на недельку, чтобы галок не ловил.

ГЛАВА 11