До захода солнца бродил Климачов среди зарослей камыша, то и дело возвращаясь на едва приметную тропку, где разговаривал с Леной, и перебирая в памяти каждое слово этого разговора.
Наконец медленно поплелся в поселок, раздумывая: зайти в общежитие или отправиться домой? Со стороны клуба хрипел подпорченный радиорепродуктор. В остывшем небе кое-где проглянули звезды и слышалось карканье летящих на ночлег ворон. Надоедливый горький запах полыни растворился в пряном цветочном запахе трав. На притихшую безветренную степь медленно наплывала ночь.
Климачов повернул к общежитию. В комнате, где жил Можеров, горел свет. Сам он сидел за столом и колдовал со стамеской над деревянной фигуркой женщины. В ворохе стружек на столе потонули надфиль, кусочки наждачной бумаги и еще какой-то инструмент. Всему училищу было известно увлечение Можерова вырезанием из дерева. Фигурки животных и людей получались у него живые и немножко смешные.
— Когда закончишь? — спросил Климачов, с интересом разглядывая работу.
Можеров отставил фигурку на вытянутую руку, прищурившись посмотрел на нее и сказал:
— А все. Готово.
— Постой, постой, — заволновался Климачов. — Уж не Лена ли это?
Можеров удивленно посмотрел на Ивана, потом с некоторым недоумением на вырезанную фигурку женщины.
— И верно. Так я же… — невнятно начал Можеров, привставая и отряхиваясь от стружек. — Так я же не ее вырезал! По-моему, больше на твою Валентину похожа.
— Подари мне ее.
Можеров замялся, не глядя на Климачова, стал в одну кучу сметать стружку на столе, аккуратно собрал инструменты.
— Что у тебя с Калинкиной? Только и разговоров по городку…
— А ты слушаешь?
— Не слушаю, но все же…
— Так подаришь?
— Ты не ответил мне.
— Не на все вопросы можно ответить.
— Спасибо за доверие, — обиделся Можеров и отвернулся. — А фигурку забирай. Я и получше сделаю.
— Мне получше не надо. Пошел я.
— Он пошел, — усмехнулся Можеров. — А приходил зачем?
— А к тебе что, и заглянуть без дела нельзя?
— Ладно, на сегодня прощай. Очень уж ты колючий стал, так и напрашиваешься на ссору. Между прочим, о Калинкиной еще поговорим. Это я тебе твердо обещаю. До завтра!
— Пока!
Уже в темноте возвращался Климачов домой. Дверь квартиры оказалась незапертой. В пугающей тишине он нащупал выключатель, зажег свет. Комната была словно задавлена тишиной, показалась какой-то чужой, потерянной. На голубой скатерти сиротливо белел лист бумаги. С недобрым предчувствием взял его Климачов.
«Не ищи меня. Не волнуйся. Я уехала к родителям. Так будет легче тебе разобраться в своих чувствах, в себе самом.
Не читай, пожалуйста, допоздна перед полетами. Валя».
Уехала…
Иван поставил подарок Можерова на стол, лег на диван и закрыл глаза. Уехала, ничего не сказав и ни в чем не упрекнув.
За окнами ночь. Тихо. Слышно, как монотонно отсчитывает секунды будильник. Один… И Валя одна… В поезде. Она, наверное, слышит стук колес вагона, как он стук своего сердца — оно колотится в груди, словно противится тому, что должно было случиться. Уехала Валя.
Кто-то настойчиво постучал в дверь.
— Кого там несет?
Хмурясь от света, вошел Кортунов. На нем были старые спортивные брюки и выцветшая рубашка. Он мельком оглядел комнату, остановил взгляд на Климачове и с виноватой улыбкой сказал:
— Незваного гостя несет.
— Проходите, товарищ подполковник, — смутился Климачов. Он был удивлен и приятно обрадован неожиданным появлением. Такое уж сложилось мнение в полку — Кортунов никогда не приносил несчастья.
— А где ты видишь подполковника? — с шутливым удивлением спросил Кортунов и оглянулся. — Чинов не наблюдаю. — Он сел за стол и сразу же заметил Валину записку.
— Разрешишь прочитать?
— Да, конечно, — нерешительно ответил Климачов.
Перед тем как зайти к Климачову, Кортунов долго обдумывал, с чего начать трудный разговор. Но, к счастью, помогла лежавшая на столе записка.
— Хорошие слова она тебе написала. Беспокоится.
— Беспокоилась — не уехала бы, — хмуро ответил Климачов и отвернулся.
— Возвращаюсь сегодня с рыбалки. Вижу — идет твоя Валентина по дороге на станцию. С чемоданом. Одна. А ей одной, как сам знаешь, никак нельзя. Ну и развернулся, спросил, почему уезжает, так и не сказала. Уговаривал остаться — не послушала.
— Зачем вам все это, товарищ подполковник. До каждой беды, до каждой души не доберешься — сил не хватит. У вас тоже они не без предела.
— Не без предела, — тихо ответил Кортунов и задумался. Помолчал, посмотрел на дверь, потом на Климачова и сказал: — А не пройтись ли нам с тобой по нашему спящему городку? Это иногда помогает подумать кое о чем.
Ночь была тихая и мглистая. Звезды почти не просвечивали. В еще не остывшем воздухе переливались горячие волны вперемежку с холодными со стороны гор.
— Знаешь, что такое околесица? — спросил Кортунов.
— Знаю, конечно, — с недоумением ответил Климачов. — Это когда человек вокруг да около говорит. В общем, глупо и бессмысленно получается.