Там, где не терпит пустотыприрода, на сквознячной кромкеустало разместился тыкак часть чужой головоломки,и, тривиален, как бином,плывя меж ноябрём и маем,ты, словно бы сосуд — вином,чужою болью наполняем.И, эту боль бессильно тщасьдержать в назначенных границах,ты с ходом лет утратил связьсобытий, воплощённых в лицах.Сполна вступив в свои права,над головою мгла повисла…И сбились в тусклый ком слована бельевой верёвке смысла.
Амиго
…а в ведёрке для рыбы — всё жальче улов;стала низшею высшая лига.Впрочем, стоит ли тратить соцветия слов?Ты всё сам понимаешь, амиго.В саксофонах у нас корродирует медь,безвозвратно кончается лето…Остаётся, скучая в партере, глазеть,как становится тыквой карета.Не всегда удавалось заплыть за буи,стать героем, допустим, Эллады…Но ведь каждого ждали хоть раз, но своиМонте-Кристо достойные клады,и рубины надежд тяжелили карман,и любовь разгоняла бураны —словно кем-то писался отменный роман,удостоенный школьной программы.И не скажешь, что были со счастьем поврозь,что вот-вот — и захлопнется книга…Ну, а что не всегда и не всё удалось —так ведь мы же не боги, амиго.
Прямой эфир
Было время глупейших ошибок и вечной любви,и мозаика жизни казалась подвижной, как ртуть.Ночь стояла в окне, как скупой на слова визави,и надежда, живущая в пульсе, мешала уснуть.На промашках своих никогда ничему не учась,я не спас утопавших, а также гонимых не спас…Так и сталь закалялась, и так познавалась матчасть,убавляя незрелой романтики хрупкий запас.Это было смешно: я играл в саркастичный прикидв мире радостных флагов и детских реакций Пирке.Я был словно учитель из старой «Республики ШКИД»,кто хотел говорить с гопотой на её языке.Опыт крохотный свой не успев зарубить на носу,на дорогах своих не найдя путеводную нить,я всё слушал, как «лапы у елей дрожат на весу»и мечтал научиться с любимою так говорить.Всё прошло и пройдёт: звуки плохо настроенных лир,ожиданье чудес да июльский удушливый зной…Репетиции нет. Есть прямой беспощадный эфир.То, что было со мной — то уже не случится со мной.