После обхода участка я почувствовал себя очень усталым, и, выпив кружку воды, повалился на топчан. Спал я часа два, пока не разбудил меня телефон. Начальство предупредило, что пройдет особой важности воинский эшелон, и чтобы у меня было все в порядке, как говорится, комар носа не подточил.
– Будьте спокойны, – сказал я, – не подточит. Только что все пути проверил.
– Ну смотри, – сказали в трубке, – головой своей отвечаешь.
Пришлось опять идти и еще раз все проверять. К вечеру вернулся совсем без ног. Поел холодной картошки в мундире, прочел молитвы на сон грядущим и рухнул на постель. Так я отпраздновал Введение во храм Пресвятыя Богородицы.
Так незаметно катился день за днем и подошел «Никола зимний». У меня было два образа Угодника Божия: который в митре – это зимний, а простоволосый – Никола летний. День был солнечный, морозный, снег так и искрился на солнце, что даже пришлось надеть дымчатые очки. Перед этим прошел снегоочиститель, на две стороны разметая снежную пыль, и путь был чистым. Отливая голубизной, стальные рельсы уходили вдаль. Небо синее, ясное, без единого облачка. Жучок, не отставая, бежал около ноги. Мимо, тяжело громыхая по рельсам, прошел эшелон с военной техникой, прикрытой брезентом, и часовыми с автоматами и шубами до пят. Один из них помахал мне варежкой и бросил замерзшую буханку солдатского хлеба. Я ее положил в сумку, дома отогрел в духовке. Хлеб был свежий, душистый и вкусный. Вечером почтил акафистом Николу Чудотворца «Возбранный чудотворче и изрядный угодниче Христов».
Уже и Рождество было не за горами, и мы с Жучком собрались за елкой в лес. Я встал на лыжи, взял ружье и топорик, и, помолясь, заскользил по снегу. Жучок прыжками носился по глубокому снегу, обнюхивая каждый куст, и был в веселом собачьем возбуждении. Мы углубились в лес, и я подумал: может, Господь пошлет нам какую-нибудь дичь на праздник. Ходили мы долго, но не напрасно – мне удалось подстрелить крупного глухаря. Я привязал его за лапы к поясу. На выходе из леса присмотрел ровненькую пушистую елочку, срубил ее и, обвязав веревкой, закинул за спину. На Рождество в магазинчике у Клавы я запасся всякими деликатесами, а также кое-какие бутылочки прихватил. Бывает, что дорожный мастер на дрезине заедет или еще кого Бог пошлет.
Эта ночь была тихая, всю округу леса, поля и стальной рельсовый путь осветила луна. Я мирно помолился, лег и незаметно уснул. И Бог этой ночью послал мне удивительный сон. Как будто темный лес раздвинулся, рельсовый путь стал широким, и с восходом солнца медленно движется по рельсам большая каменная церковь. Крест так и сияет на солнце, двери храма раскрыты, и оттуда слышится чудное пение тропаря Рождеству: «Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия мирови свет разума: в нем бо звездам служащий, звездою учахуся, Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока: Господи, слава Тебе». И такая у меня была сладость на сердце, что проснулся я весь в слезах.
В канун Рождества мороз разукрасил окна белыми пальмами и цветами. Я вымыл лампадки, налил в них свежего масла, смахнул пыль с икон и протер их растительным маслом, как это делала покойная мать. И они у меня заблестели, краски оживились, стали яркими, сочными. Поверх божницы повесил расшитое полевыми цветами полотенце. Вымыл пол, снял в углах паутину. Вобщем, приготовился встречать Рождество. В Сочельник приготовил сочиво из риса, изюма и меда. И вечером, когда на небе показалась первая звезда, ел его. С темнотой зажег все лампадки, свечки и читал по Следованной Псалтири Царские часы и Великую вечерню. В домике было празднично, тепло, и на тумбочке красовалась наряженная елка. На утро Рождества я встал рано и пошел с Жучком в обход участка. День обещался быть солнечным и морозным. Я шел и вспоминал свой чудный волшебный сон. И надо же такому присниться! Как в сказке.
На участке был полный порядок, и мы возвращались назад. Когда уже подходили к «809-му километру», я взглянул на разъезд и оторопел: я не верил своим глазам. На разъезде, сияя золотым крестом, стояла белая церковь. Не помня себя от радости, я побежал к ней. Это был поезд из трех вагонов, последний вагон был церковью – он был покрашен белой краской и увенчан позолоченной небольшой луковкой и крестом. Меня встретили двое священников, благословили и рассказали, что правящий архиерей распорядился проследовать им по линии, совершать службы, требы, крестить больших и маленьких и проповедывать Евангелие. Начальник дистанции сказал им, чтобы не проехали мимо моего разъезда, потому что для меня их приезд будет большой радостью.