Нечаянное зло

— Войдите! — крикнул он и отступил от рисунка на шаг назад.

— Разрешите, товарищ майор. — На пороге показался всклоченный Котов.

— Входи, Андрейка. — После открытий, сделанных Котовым в ветлечебнице, старший следователь подобрел к подчиненному.

— Товарищ майор, — затараторил лейтенант, — тут такое! Вчера вечером я застал маму в попытках перевести деньги через онлайн-банк.

— И? — напрягся майор. Немного наслышанный о котовской мамаше, он приготовился выслушать примитивную бытовую историю.

— Я спрашиваю: «Мама, кому ты переводишь деньги? Это могут быть жулики!»

— А она?

— Отвечает, что хочет помочь одной зоозащитнице, и протягивает мне вот эту газету. Смотрите, товарищ майор…

Дымов взял измятую газетку и прочитал ее название. «Питомец»… «Лабрадор Бродвей очень скучает по своей мамочке»… Старший следователь дважды перечитал заметку об оставленном в гостинице для животных несчастном лабрадоре по кличке Бродвей.

— Собака Каретной?! — удивленно воскликнул Дымов. — Я угадал?

— Мы с мамой так же думаем. Бродвейчик!

— «Хозяйка, отзовись!» — повторил майор газетный призыв. — Как емко сказано! Целиком поддерживаю редакцию. А от себя добавлю: «Гражданка Бурекони, откликнитесь!» — Он свернул газету трубочкой и, подражая голосу диктора Левитана, произнес: — «Вас ищут старший следователь Дымов и нотариус Йоффе». Андрей, значит так. Мигом оформляй запросы. Первый — в Тиходонск, по месту регистрации Бурекони. Второй — в Черноморск, в собачий приют с требованием предоставить информацию о владельце. Кто и когда сдал собаку, паспортные данные, словом, все, что можно. Не исключено, тебе придется туда выехать.

Лейтенант побежал выполнять задание. На пороге кабинета он обернулся:

— У вас, товарищ майор, собака без хвоста вышла…

— Не успел дорисовать… У лабрадоров он вниз или вверх?

— Обычно вниз. Точно говорю. Мы с мамой все про лабрадоров перечитали. Очень они нам понравились.

День обсуждения авдеевской диссертации у Кирилла Борисовича не задался. Он полночи ворочался с боку на бок от одолевавших его тревожных мыслей, а под утро ему приснился кошмар, главным действующим лицом которого была Эфирова. С горящими бесовщиной глазами, она сыпала Максиму бесконечные замечания, а в финале своего зубодробительного выступления назвала его «случайным в науке человеком», отчего тот едва не расплакался.

Максим встретил научного руководителя в закутке третьего этажа юрфака. Они договорились появиться на кафедре за пять минут до начала заседания. Помимо посторонних ушей и злых языков, оба испытывали психологический дискомфорт. Коллеги избегали их, а если не получалось, общались сухо, ограничиваясь дежурными приветствиями. Хабаров называл кафедральную обстановку «душной», Максим — «токсичной».

На кафедре в центре большого стола расселись рецензенты во главе с Коромысловым, по краям — остальные. Их напряженные лица и натянутые улыбки не предвещали ничего хорошего. Заведующий прятал глаза, зато Эфирова обожгла Хабарова и Максима испепеляющим взглядом.

Александр Петрович объявил повестку: обсуждение диссертации аспиранта Авдеева и выдвижение кандидатуры на должность заведующего кафедрой в связи с истечением срока пребывания в ней профессора Коромыслова.

— То есть меня, — понизив голос, с деланой скромностью проговорил он.

Максим толково доложил и ответил на вопросы. Затем настал черед рецензентов. Первым выступил семидесятилетний доцент Бояринов, назвавший тему работы недостаточно актуальной, а авторские выводы — надуманными. Это был удар под дых Хабарову, рассчитывавшему на его помощь. Как выяснилось, напрасно.

Бояринова сменил доцент Шаров, взявший много лет назад кандидатскую степень не умом, а усердием. Его главными особенностями было умение расшаркиваться перед начальством и неизжитая склонность к словам-паразитам, от избытка которых невнятная шаровская речь превращалась в словесное болото.

— Спасибо уважаемому Александру Петровичу за то, что он дал мне на рецензирование эту диссертацию. Наш заведующий, как всегда, умело распределяет диссертации для чтения, зная, у кого какие области как бы научного интереса. Я все написал в рецензии, поэтому, подражая древнегреческим риторам, выскажусь как бы лаконично.

Неуместная ссылка на греков вызвала смешки, но Шаров оставался невозмутимым.

— Чувствуется некоторое влияние Кирилла как бы Борисовича. Эти все его чересчур смелые утверждения и модели. Но что в итоге? На строгом научном поле разбиты как бы сомнительные грядки. Максим больше увлекся практикой, чем научной как бы деятельностью. Вывод такой — как бы сыро и даже как бы мокро.

— Вы, Анатолий Анатольевич, определенно ритор, — поддел его Хабаров, — стопроцентный! Как бы…

Эфирова по срежиссированному плану шла третьим номером. Дана Васильевна встала с места, взяла листок бумаги с приготовленным текстом, пробежала его глазами, откашлялась и визгливо заговорила: