Нечисть

Известное дело, нет в лесу зверя нахальней зайца: среди всех таежных обитателей только он рискует не по надобности, а из озорства. И все же я не поверил рассказам старика про чудного зайца. Подумал, или мозги у старика повредились белой горячкой, или леший в заячьем обличье потешается над пьяным.

— Ты зайца-то стрели, неча изгаляться… Попей-ка с мое, ее, родимую, опосля дражнись, — старик приосанился и взглянул на образ в углу с достоинством человека, сознательно несущего по жизни тяжкий крест.

Я зарядил ружье одним из позеленевших патронов, завернул в лист лопуха пару печеных рыб и отправился на охоту. Старик шагал рядом и все строил в уме козни против хитрого зайца:

— Ты сперва спрячься. Я за туннелю выйду, будто бы с ним поперепираться. А ты из-за спины подкрадись и пальни. Пусть знат…

Пересмешник. Я и с краденным ружжом… Ого-го!

— Так он тебя и ждет? — недоверчиво поглядывал я на старика. Нос его посинел, зато в глазах появился живой блеск.

— Как ружжо украли, он всегда там сидит! К чему бы?

Мы прошлись по шпалам вдоль берега. Из-за поворота открылся портал тоннеля, обросший зеленью берез. Был он выложен из серого камня умелыми человеческими руками с таким искусством, что казался нерукотворным и ничуть не портил берег с лесом и скалами.

Из тоннеля веяло сыростью, мазутом и гарью. Тьма сгущалась, пока изза поворота не показался свет. Старик вышел, щурясь от солнца, взглянул на гору, ухмыльнулся и подмигнул, обернувшись ко мне. Все еще не веря ему, я все же взвел курок и, крадучись, вышел. На камне под обгорелым комлем березы сидел здоровенный заяц и прядал ушами. Увидев меня с ружьем, он скакнул в сторону. Я выстрелил, и вокруг зайца поднялось облачко пыли. Зверек обернулся, выпучив знакомые глаза, с верещанием подпрыгнул на месте и бросился в кусты.

Старик завопил, выдергивая клок волос с затылка:

— Промазал, козий глаз! Теперя ишши пташку в небе! — Он стал ощупывать ружье, вынул у меня из кармана патрон, потряс его: — Дроб-то где, крючок тебе в ноздрю? — Вынул пыж, вытряхнул на ладонь крупные кристаллы соли и расхохотался: — Чо, думаю, у зайца морда знакома… Сейчас проверим, — торопливо развернулся и зашагал в обратную сторону.

Неподалеку от деревушки, там, где песчаный залив врезался в сушу, по пояс в воде стоял лесник с выставленным в море удилищем и сосредоточенно смотрел на неподвижный поплавок. Старик сел на берег, стал весело кричать и потешаться:

— Чо ядра-то мочишь, пень трухлявый? Сам знашь… Здеся рыбы не быват.

Лесник оборачивался к нему хмурым, страдальчески сосредоточенным лицом, почесывал зад в воде и молча продолжал удить рыбу.

Несколько патронов были заряжены дробью и пулей. Я перетряс их и стал подниматься на гору. Побродив по лесу и не встретив ни раненого зайца, ни зверя, ни птицы, стал спускаться к деревушке по причудливым скалам, заросшим мхом и кустарником. Пылающая синь моря сверкала подо мной. В небе приветливо светило полуденное солнце. Вдали, за горизонтом, чуть виднелись дымящие трубы. И если напрячь слух, можно было услышать утробное урчание города. Но он был далек, а ветер дул с северо-востока, не поднимая волны: лишь ради забавы поплескивал морской рябью по утесистым берегам: «Баю-баюшки-баю!»

Под эту песню я любил всех живущих внизу. А там с ведром воды ковылял от речки лесник в сырых штанах. Он тяжело передвигал ноги, то и дело останавливался, отдыхая и почесываясь. Я закинул ружье на плечо, сбежал к нему.

— Давай помогу по-соседски!? — подхватил ведро.

Лесник метнул на меня колючий взгляд, но ведро отдал. Неуклюже переставляя ноги, зашагал к дому, указывая путь.

— Что с ногами? — спросил я на ходу.

— Полиартрит! — настороженно ответил он.

— Зачем в воду лезешь? Хуже застудишься.

— А чтобы вылечить. Цивилизованный мир давно лечатся стрессами…

Я ничего не понял, пожал плечами, оглянулся. Лесник ведро из моих рук не выхватывал и был не против, чтобы я вошел в его дом, увешанный сучками, пеньками и рогами. В углу, в дорогом блистающем окладе, висела большая икона. Побаиваясь поднять на нее глаза, и, желая быть принятым за человека, я зажмурился и приложил щепоть ко лбу… Ничего. К животу — пронесло… И в плечи не ударило.

Я так обрадовался, что готов был натаскать леснику воды ведрами хоть бочку. Откуда силы взялись — помог переколоть дрова Ведменихе, развешал березовые веники на чердаке у старушки. Помог бы и старику, но он куда-то скрылся. Я вошел в свой дом, радостно встал под бабушкиной иконой, вскинул щепоть ко лбу и… пришел в себя сидящим на полу с вздувающейся шишкой на том самом месте, где недавно была предыдущая.