«Возьми ты, говорит, деньги эти: гармонию себе купи, потешься, сколько сможешь, на трудовые наши деньги. Ведь наши они, и никто-де их от нас отнять не может. Пропей-де ты их, слышь, прогуляй. Пущай пойдут они прахом, лишь бы-де на твое на последнее ликованье во своей вольной волюшке, в дому отеческом». Как сказал эти слова-то все старик Прохор, да как заревет, слышь, что молодое дитя, во всю свою силу, да как кинется на шею к парню-то… Сказывают, у Артюхи слеза на ту пору проступила, и он заревел, затем-де, слышь, из избы вышел. Вернулся – сказывают – на другой день трепаный такой, скучный. Говорит – голосом дрожит, и смирно таково и ласково: «Я-де, говорит, становому сказывал, что прихворнул парень-от твой, в два-де дня не оправится». – «Нет уж, – говорит, – спасибо, Артемьишко, дальше откладывать – тяготы больше. Бери, говорит, да и вези, коли велено!» Так слышь, Артемий-от ни слова на это: опять прослезился. «Везите, говорит, сами, а я не пойду; я, говорит, и на облучок не сяду: невмоготу, мол, мне». Так и не сел, так и не выпроваживал за околицу. И ровно бы на две недели замечали – посмирнее стал: озорства от него большого не видать. Все либо, слышь, дома, либо у станового сидит, а чтобы эти крючки свои – нет: не закидывал, не задевал никого!
– Ну а теперь-то, мол, как?
– Да уж известное дело: поваженой, что наряженной, – отбою не бывает; опять дурит по-старому…
– Экой неуладистой какой, экой неугребистой – мироед.
– Мироед и впрямь! К колдуну бы, что ли, сводить его: тот не поможет ли?
– Не поможет.
– Так к знахарке, что ли?
– Не пойдет.
– Ну и считай, знать, опять дело пропащим.
– Так, знать, и будем считать до другого сотского али до нового станового.
– А Артюха как есть пропащий человек, так и будет.
– Так, брат, сосед дорогой, и будет, так и будет: Артюха пропащий человек. Это как перед Богом.
Колдун
Колдуны – не всегда ловкие плуты, обманывающие темный и суеверный народ при помощи своей сметки, которая дальше других видит и выше стоит, но также
Чем глуше место, темнее народ, чем погуще леса и подальше большие города и торговые центры, тем вернее встреча с колдуном. В настоящей глуши они, впрочем, и сами не затрудняются объявлять себя и хвастаться (в чем, однако, ради барышей и корыстей, их существенный и главный интерес личный). Взглянет в лицо да и скажет: «счастья у тебя нет, а коли злых дней не запомнишь, значит чужим счастьем живешь», а разговорится, то и начнет хвастать: «мужа с женой поссорить грех, для того что союз-от Богом благословенный, а поссорить парня с подругой не грех; то я и могу сделать, а как – про то не сказывается». Вот таким-то доточникам и на свадьбах первое место впереди, чтобы прочищать дорогу к венцу; таким и на пиру первое место, первая чарка и особый почет. Это – одиночки.
Колдуны водятся, по архангельским слухам, в Кореле (между корелами); по уральским заводским известиям, колдуны целыми деревнями живут в отдаленных и глухих местах Чердынского уезда (Пермской губ.), оттого и существует поверье и присловье, что чердаки-колдуны, чертовы знахари; там на Ивана Лествичника (30 марта), когда домовой бесится, и они, один раз только в году, замирают. Но там же, на Урале, те самые невинные коновалы, у которых и инструменты все на виду, коновалы, которые толпами выходят на восток (в Сибирь) из Кологривского уезда (Костр. губ.), делаются на время колдунами и слывут таковыми вовсе не по заслугам и без всякого права.
Не про этих промышленников, но про двух из настоящих и присяжных колдунов рассказ наш, основанный на недавней были, к сожалению окончившейся так неожиданно. Придумали на колдуна лекарство, но не из той аптеки взяли, вопреки указаниям и советам здравого смысла, а где слепой слепого водит.