Фуко однозначно утверждает, что суверенное право меча и механизмы биовласти являются частью функционирования всех современных государств; более того, их можно рассматривать как конституирующие элементы государственной власти в современном мире. По его мнению, нацистское государство является наиболее полным примером государства, осуществляющего право на убийство. Это государство, утверждает он, сделало управление, защиту и культивирование жизни соразмерным суверенному праву на убийство. Он утверждает, что через биологическую экстраполяцию темы политического врага организация нацистским государством войны против своих противников и одновременное подвергание войне своих собственных граждан открыли путь для грозного закрепления права на убийство, кульминацией которого стал проект "окончательного решения". При этом она стала архетипом властной формации, сочетающей в себе черты расистского государства, государства-убийцы и государства-самоубийцы.
Утверждается, что нацистское государство уникально в своем сочетании войны и политики (а также расизма, убийств и самоубийств), вплоть до того, что они становятся неотличимыми друг от друга. Восприятие существования Другого как покушения на мою жизнь, как смертельной угрозы или абсолютной опасности, биофизическое устранение которой укрепит мой жизненный потенциал и безопасность - таково, по моему мнению, одно из многих воображаемых измерений, характерных для суверенитета как в раннем, так и в позднем модерне. Признание этого восприятия в значительной степени лежит в основе большинства традиционных критических замечаний о современности, будь то нигилизм с его провозглашением воли к власти сущностью бытия, реификация, понимаемая как становление человека объектом, или подчинение всего сущего безличной логике и господству калькулируемости и инструментальной рациональности. Действительно, с антропологической точки зрения, то, что эти критики имплицитно оспаривают, - это определение политики как военного отношения par excellence. Они также оспаривают идею о том, что исчисление жизни неизбежно проходит через смерть Другого, или что суверенитет состоит из воли и способности убивать, чтобы жить.
Рассматривая историческую перспективу, многие аналитики утверждают, что, с одной стороны, материальные предпосылки нацистского истребления кроются в колониальном империализме, а с другой - в серийном производстве технических механизмов для умерщвления людей - механизмов, разработанных в период между промышленной революцией и Первой мировой войной. По мнению Энцо Траверсо, газовые камеры и печи стали кульминацией длительного процесса дегуманизации и индустриализации смерти, одной из первоначальных черт которого была интеграция инструментальной рациональности с производственной и административной рациональностью современного западного мира (фабрика, бюрократия, тюрьма, армия). После механизации серийная казнь превратилась в чисто техническую, безличную, бесшумную и быструю процедуру. Отчасти этому способствовали расистские стереотипы и процветание классового расизма, который, переводя социальные конфликты индустриального мира в расовые термины, в итоге приравнивал рабочие классы и "людей без гражданства" индустриального мира к "дикарям" колониального мира.
В действительности связи между современностью и террором проистекают из нескольких источников. Некоторые из них можно найти в политических практиках ан- сийского режима. С этой точки зрения, напряжение между жаждой крови и представлениями о справедливости и мести имеет решающее значение. В книге "Дисциплина и наказание" Фуко описывает, как, к большому удовольствию толпы. Длинная процессия приговоренных по улицам перед казнью, парад частей тела - ритуал, ставший стандартной чертой народного насилия, - и демонстрация отрубленной головы, насаженной на пику, длились несколько часов. Во Франции появление гильотины знаменует собой новый этап "демократизации" средств избавления от врагов государства. Действительно, эта форма казни, которая раньше была прерогативой дворянства, распространяется на всех граждан. В условиях, когда обезглавливание считается менее унизительным, чем повешение, инновации в технологиях убийства были направлены не только на "цивилизацию" способов убийства. Они также были направлены на избавление от большого количества жертв за относительно короткий промежуток времени. В то же время возникает новое культурное чувство, в котором убийство врага государства становится продолжением игры. Начинают формироваться более интимные, яркие и неторопливые формы жестокости.