Necropolitics

Столкнувшись с этим подрывом и последующим разрушением, Фанон утверждал необходимость насилия. Это насилие имело двойную цель: колониальная система как таковая и системы всевозможных запретов, которые держали колонизированных под игом страха, суеверий, разнообразных комплексов преследования и неполноценности. Перевернув колониальный порядок, можно открыть необходимое поле для создания чего-то нового. Сделав колониальный порядок недействительным, неэффективным, насилие выступило в качестве инструмента воскрешения.

По мысли Фанона, речь шла не о завоевании государства, а о создании другой формации суверенитета. Будучи привилегированным моментом подъема нового, регенеративное насилие призвано породить иные формы жизни. Оно имело неисчислимое измерение, в силу чего по своей сути было непредсказуемым. Вырвавшись на свободу, оно могло стать неконтролируемым. С этой точки зрения оно было одновременно и тем, что могло спасти, и тем, с помощью чего опасность проникала в обитель.

 

Общество предметов

Колониальные общества были образованиями, лишенными чувства жалости. Далеко не всегда они представляли себя как общества, объединяющие людей, но по закону и на деле они были сообществами разделения и ненависти. Парадоксально, но именно эта ненависть сплачивала их. Жестокость была тем более обыденной, а презрение - тем более агрессивным, что отношения вражды были, по большому счету, безвозвратно интериоризированы. Действительно, взаимные отношения инструментализации между доминирующим и доминируемым были таковы, что четко различить внутреннего врага и внешнего было практически невозможно. Вдобавок ко всему, расизм был одновременно и движущей силой такого общества, и его принципом разрушения. И поскольку "я" едва ли существовало без Другого - а Другой был всего лишь другим. Я, в том числе в фигуре отрицания - убийство Другого больше не отделялось от убийства самого себя.

Расизм, по мнению Фанона, почти никогда не бывает случайным. Любой расизм - и особенно антинегритянский расизм - имеет определенную структуру. Эта структура служит тому, что он называет гигантской работой по экономическому и биологическому порабощению. Иными словами, расизм следует анализировать одновременно в связи с биоэкономикой и экобиологией. С одной стороны, расистский акт состоит в произвольном и изначальном провозглашении превосходства - превосходства, призванного установить превосходство группы, класса или вида людей над другими. С другой стороны, природа расизма заключается в том, чтобы всегда пытаться избежать склероза. Чтобы сохранить свою вирулентность и эффективность, он каждый раз должен обновляться, менять свою физиономию, метамор-фозироваться.

Фанон различал, в частности, два типа расизма. Во-первых, это расизм без прикрас, вульгарный, примитивный и упрощенный, который, по его мнению, соответствует "периоду жестокой эксплуатации рук и ног человека"."Этот расизм относился к тем временам, когда сравнивали черепа, когда пытались определить количество и конфигурацию борозд энцефалона, постичь логику эмоциональной лабильности негра, определить подкорковые интеграции араба, установить родовую вину еврея, измерить позвонки и определить микроскопические аспекты эпидермиса. При всей своей вульгарности эта форма расизма стремилась быть рациональной и даже научной. Он стремился черпать свой авторитет в науке, особенно в биологии и психологии.

Во-вторых, существует разгул расизма, который Фанон называет культурным. Культурный расизм, по сути, является результатом мутации вульгарного расизма. Он не опирался на уравнения морфологического порядка. Он атаковал конкретные формы существования, которые колониализм, в частности, затем стремился ликвидировать. Не уничтожая их, он пытался либо девальвировать их, либо превратить в экзотические объекты. Наиболее подверженными такой коварной работе были одежда, язык, технологии, способы есть, сидеть, отдыхать, развлекаться, смеяться и, прежде всего, отношения к сексуальности.

Помимо этих двух форм расизма, связанных биоэкономикой, Фанон не переставал настаивать на природе повреждений, наносимых расизмом. По его словам, "расизм раздувает и уродует лицо культуры, которая его практикует". В еще более решительной форме он утверждал, что расизм участвует в элементарной форме невроза. В нем всегда присутствовал элемент страстной вовлеченности, как это бывает при некоторых психозах. Он был в союзе с бредом, в частности, страстного порядка. К этой тройной невротической, психотической и бредовой структуре он добавил измерение, которое критика оставила относительно неисследованным: расизм был для субъекта способом перенести на Другого интимный стыд, который он испытывал по отношению к самому себе, переложить его на козла отпущения.