Недолговечная вечность. Философия долголетия

Софокл по достижении 80 лет, если верить Платону («Государство», 329 b), с величайшей радостью избавился от жестокого бремени вожделения – «яростного и лютого повелителя». Его чувства при этом, говорил он, были сродни чувствам народа, свергнувшего своего тирана, или раба, освободившегося от хозяйского ига. Цицерон, приводя эти слова Софокла, о самом себе говорит, что он с радостью бежал из царства Венеры, «как от грубого и бешеного властелина»[113], и признает, что воздержание для него предпочтительнее разрушительной силы страсти. Мудрый человек, по мнению Цицерона, должен жить в безмятежности чувств и избавиться от жажды почестей. Однако Цицерон в то же самое время, когда раздавал эти добрые советы, предавался любви с юной Публией, которой было тогда 14 лет и на которой он впоследствии женился[114]. Кто-то скажет, что 80 лет – вполне достойный возраст, чтобы позволить себе целомудрие, что Виктор Гюго, Пикассо, заводя еще и в более позднюю пору своей жизни интрижки мимолетные и не только, показывали удивительный пример крепости организма. А принцесса Палатинская, знаменитая сплетница XVII века, на вопрос, в каком возрасте у женщины пропадает желание, ответила: «Откуда мне знать? Мне еще только 80 лет». Очень может быть, что, помимо шутки, в этих словах кроется истина, над которой стоит поразмыслить. Актрисы, писательницы до самого позднего возраста испытывали все прелести привязанности, страсти и ревности, не составляя при этом исключения из правила, а только являясь его блистательными примерами: Колетт и Морис Гудекет, моложе ее на 23 года; Маргерит Дюрас и Ян Андреа – ему было на 38 лет меньше, чем ей (он стал ее душеприказчиком и так и не оправился после ее смерти); Доминик Ролен и Филипп Соллерс.

Для многих либидо – вовсе не чудесный дар, а чудовищная забота, вступающая в противоречие с современной мечтой о человеке, ничем не связанном, который сам волен распоряжаться собой. Желать – это еще и страдать, как гласит буддизм, ибо это значит стремиться к тому, чего у тебя нет. Не стоит доходить до крайности, подобно монаху Оригену – гностику, жившему в III веке и, по легенде, оскопившему себя, чтобы скорее заслужить рай, – но можно решить уже в ранней юности, что мы станем подавлять в себе все порывы полового влечения. И вдохновляться «отречением от плоти» (Питер Браун), практиковавшимся первыми христианами, чтобы встать на дорогу спасения. Согласно святому Амвросию (340–397), сексуальное влечение, как и сам факт того, что мы родились мужчиной или женщиной, представляет собой ту роковую отметину, что отделяет нас от Христа во славе, другими словами – от совершенства (и гендерная теория, пришедшая к нам из США, не более чем современное описание той ненависти к собственному телу и к скрытым в нем плотским желаниям, которая существовала еще на заре нашей культуры). Одно лишь воздержание могло приблизить презренную тварь к ее Творцу.

Людям старшего поколения, мужчинам и женщинам, суждено вступить в чудную пору снижения потребностей. Время берет власть над смятением чувств. Лучшее средство против эротических вольностей мы все можем обрести в покойной и счастливой атмосфере, свойственной преклонному возрасту. Несомненно, многие пары стареют, пребывая в безмятежности плоти, им больше не нужно ничего себе доказывать, и они могут отказаться от необходимости демонстративно состоять в союзе. Многие, но не все: ведь желание не исчезает как по волшебству после наступления 60 лет, и некоторые бодрые 70- и 80-летние старики продолжают ощущать настоятельную необходимость в его утолении. Не все готовы освободиться от этой тяжкой ноши, есть те, кто хотел бы как можно дольше быть в силах предаваться плотским утехам. Существует как минимум два вида счастья: одно – счастье покоя, а другое – счастье бури. Первое успокаивает боль и волнения, второе приносит острое удовлетворение. Один и тот же человек может попеременно нуждаться то в одном, то в другом в разные дни или разные периоды жизни. В одном случае чувство радости приходит из-за ослабления напряжения, в другом оно выражается в погоне за приятными ощущениями. Как правило, первое счастье связывают со зрелостью, второе – с порывистой стремительной юностью. Однако «те приступы раскаяния, которые случаются у человека с возрастом» (Монтень), случаются порой уже в юности, тогда как юность возвращается – кошмарным или чудесным образом – в старшем возрасте. Мы можем, по примеру ряда школ античной философии, стремиться подавить в себе вожделение, поберечь свою душу от волнений, связанных с Эросом. Или, напротив, превозносить наши порывы страсти – эту мощную силу, связывающую нас с землей и с магическими чарами мира.