Недолговечная вечность. Философия долголетия

Большим соблазном для пожилых людей становится, кроме прочего, равнодушное отношение к неряшливости. Небрежно одетые мужчины и женщины из поколения беби-бумеров воображают, что они по-прежнему элегантны, хотя имеют всклокоченный вид. Стареть – это еще и капитулировать, и эта капитуляция начинается с небрежности по отношению к себе: собственное тело остается без ухода, как невозделанная земля. Со временем человек часто превращается в подобие пищевода, способного только есть, пить и переваривать пищу за неимением лучшего. Что нам остается, помимо желания набить утробу? Мишель Турнье отмечал, что есть два типа старения: когда полнеешь и когда худеешь. Одни люди округляются, выставляя напоказ одутловатые щеки и кожу, покрытую сетью мелких морщин и красных прожилок. Другие – усыхают, доведя свою фигуру до некого подобия виноградной лозы и выставляя на обозрение изможденные лица, сплошь кожа да кости. Округлости скрывают морщины, худоба их подчеркивает – «прорезает, как ножом» – и обрисовывает скелет. Стареем ли мы в уютном пухленьком теле или же стиснуты в обтянутом кожей скелете, будь мы раньше ходячими мощами, сейчас заплывающими жиром, или, наоборот, толстяками, потерявшими половину веса, – в любом из этих случаев нам будет непросто принять себя такими, какими мы стали. И поскольку поколение 70-х годов XX века вновь заговорило о необходимости естественности – в противовес чрезмерной заботе о внешнем виде, – многие из его представителей продолжают и после шестидесяти демонстрировать ту же небрежность, одеваться как попало, носить невразумительные футболки и потертые джинсы, мини-юбки и облегающие шорты. Они стремятся во что бы то ни стало сохранить типичную одежду той поры, когда им было тридцать, хотят обмануть время. Небрежность в одежде призвана продемонстрировать, как они гордятся собой, бросить обвинение в адрес тех, кто «встречает по одежке», возмутиться диктатурой внешнего вида. Они употребили весь свой пыл, чтобы оставаться молодыми, и вот они постарели – и это видят все на свете, кроме них самих.

Прежние бабники полагают себя неутомимыми, как жеребцы, пожирательницы сердец мечтают об утолении бешенства матки, выносливой, как у куртизанок. Но Дон Жуан сдулся, Мессалина утомилась. Трагедия прибавляющихся лет в том, что мы не замечаем, как мы изменились – до тех пор, пока нас не вразумит кто-то незнакомый. Сартр поэтично выражался, что он дарил женщинам красивые подарки, чтобы заставить их забыть о его уродстве. Подобным образом многие полагают себя бесстыдно дерзкими, тогда как они лишь непристойно игривы и несут всякий вздор. «Разве я теперь не тот же Казанова, каким был тогда?.. А если я – Казанова, то мною должен быть посрамлен жалкий закон, именуемый старостью, которому подчинены другие!»[115] – говорит 60-летний Казанова, герой Артура Шницлера. Вот пример всеподавляющего эгоцентризма – и непонятно, плакать тут или смеяться.

Фанфарон и нытик

Это два ярко выраженных человеческих типа, противоположные один другому: фанфарон – будь он мужчиной или женщиной – хвастается, что он в великолепной форме, что он имеет успех, что у него невероятно стойкая эрекция или сногсшибательные оргазмы и что он совсем не чувствует бремени возраста. Он много разглагольствует, с жалостью смотрит на своих ровесников и насмехается над их сетованиями. Он частенько оказывается в больнице, сраженный то одним, то другим заболеванием, подрывающим его организм. Он поправляется, говорит, что вполне здоров, и снова попадает в больницу. Его бахвальство является некой формой героизма, и если однажды, разбитый инфарктом или сраженный раковым заболеванием, он покидает этот мир, то капитулирует с достоинством, отказываясь склонить голову перед судьбой. Неcхож с ним нытик: каждый день он обнаруживает у себя новую болезнь и вынужден бежать к врачу. Начиная с 20 лет он уверен, что умрет на будущей неделе, и так продолжается на протяжении вот уже 40 лет. Он относится к тем вечно больным людям, которые переживут всех здоровых. У него болит везде, он хочет, чтобы мы сжалились над его судьбой, но он не в состоянии позволить другим изливать свои маленькие горести. Ваша беда не идет ни в какое сравнение с его собственной. Ваш рак – это просто пустяки рядом с его ревматизмом, вашему перикардиту далеко до его закупорки сосудов. Он еще всех нас похоронит, а потом будет жаловаться, что раз все его друзья умерли, ему не с кем поделиться рассказом о своих болячках.

Глава 6 Эрос и агапе под сенью Танатоса