Недолговечная вечность. Философия долголетия

Идет ли здесь речь о том, что нашему «я» следует стать, как полагалось испокон веков, «я» предопределенным, запрограммированным, которому надлежит проявиться и удовлетвориться самим собой, достигнув цели? В этом случае нас не должны волновать никакие преграды, нам не следует внимать ничьим наставлениям, мы станем руководствоваться исключительно субъективной точкой зрения. И тогда подлинность «я» будет не чем иным, как переиначенным на более благородный и современный лад старым словом «каприз» – своеволием, отличавшим прежних монархов. Тебя не заботят ни преобразования в обществе, ни нравственное развитие; ты совершенен такой, какой ты есть, ты лелеешь свою индивидуальность, прекрасную уже только потому, что она твоя. Не стоит сопротивляться малейшей своей склонности, ведь твое желание превыше всего. У всех в мире есть обязанности, но не у тебя. Здесь кроется двусмысленность лозунга «Be yourself» («Будь самим собой»), родившегося в 1960-е годы: чтобы быть собой, нужно еще, чтобы тебе удалось стать самим собой, а в 15 лет ты еще далеко не тот, кем можешь стать однажды.

Предоставленный самому себе, я только и делаю, что без конца собой восхищаюсь: высшую ценность имеет теперь не то, что вне меня, но то, что я ощущаю внутри. Мне больше не нужно «стать» кем-то, в каждый момент времени я уже являюсь тем, кем должен быть, и я могу без сожаления принять свой характер, свои чувства и фантазии. Поскольку свобода – это возможность избавиться от предопределенностей, мы хотим принимать наше «я» таким, как оно есть (то же явление имеет место в политике в сфере идентичности: каждое меньшинство должно принять себя в своем существующем виде как совершенство и не выходить за пределы своего круга). Мы ничем не ограничиваем наши желания и потребности, нам больше не нужно расти – иными словами, создавать дистанцию между одним и другим собой. Каждому из нас остается лишь следовать своим наклонностям, растворяться в самом себе. Странное самодовольство, равно затрагивающее в условиях демократии и личность, и сообщества, которые много мнят о себе и считают, что мир должен им всё.

Как бы ни было, мы рано или поздно становимся чем-то, что для простоты называем собственным «я». К удобству быть собой добавляется неудобство быть только собой. Мы создали себя, но мы хотели бы пересоздать себя заново или разрушить созданное. И здесь, возможно, возраст позволит взглянуть с большей проницательностью на провозглашение своего «я» совершенным образцом. «Познай себя», говорил греческий оракул, чтобы знать свои пределы и свои возможности. Но, увы, в моем «я» есть только я, – что бы я ни делал, – а мне для существования нужно чуть больше, чем собственная сущность. Эти владения не составит труда окинуть хозяйским взором. Что же происходит, когда мы стали теми, кто мы есть, – познаём ли мы себя или остаемся для себя загадкой? «Я не знаю, кто я есть, я не есть то, что я знаю», – говорил немецкий мистик Ангелус Силезиус (1624–1677). Фрейд добавил бы: я не тот, кем я себя полагаю, мое «я» не властно надо мной, им движут великие силы бессознательного и Сверх-Я, вихрь желаний и суд критики. Допустим; но это не делает каждого из нас великим Другим или человеком, потрясающим глубиной и необычностью. Даже если психоанализ часто оставляет у пациентов восхитительное ощущение, что они воспарили над безднами своей души.