Недолговечная вечность. Философия долголетия

В идеале признаком успешной жизни является то, что все желаемые цели пришли к определенному итогу – к тому, что древние греки называли «превосходством», формой совершенства в той или иной области. Порой в жизни, близящейся к концу, работает принцип сжатости: за последние несколько лет удается достигнуть того, чему прежде мы уделяли недостаточно внимания. Никто не в состоянии, без риска впасть в пространные обобщения, в точности определить, что же такое успешная жизнь, но каждый инстинктивно знает, что такое жизнь плохая или отвратительная. Важный вопрос – и в воспитании, и в политике: как утешить тех, кто проигрывает, как примирить соперников, восстановить их статус, дать им еще один шанс? Как избежать злопамятства, непримиримой ненависти, как воспрянуть духом после провала, чтобы не повторять вслед за героем Цвейга: «Внутри меня всегда сидит побежденный, жаждущий реванша» («Шахматная новелла»). Может быть, следует говорить скорее о жизни, полной радости: эта жизнь открыта для волнений и неожиданностей, избегает подведения итогов и признает над собой власть будущего, даже если конец ее близок. В представлении об успехе смущает то, что, по всей вероятности, его достижение предполагает прекращение поисков, ведь состояние, к которому мы более всего стремились, достигнуто и наша жизнь будто бы на этом закончена.

Мы испытываем немалую гордость – с оттенком грусти – оттого, что наши задачи выполнены, миссия завершена. Это сладкая тоска по жизни, когда блуждания прекратились, потому что кажется, что найдена своя гавань и надо потихоньку двигаться на вечную стоянку. Достаточно представить себе Улисса – несчастного после возвращения домой, как предполагал большой греческий поэт Константинос Кавафис (1863–1933), желавший Улиссу как можно позже добраться до своей Итаки:

Пусть в помыслах твоих Итака будет
конечной целью длинного пути.
И не старайся сократить его, напротив,
на много лет дорогу растяни,
чтоб к острову причалить старцем —
обогащенным тем, что приобрел в пути,
богатств не ожидая от Итаки[152]

.

Возвращение всегда должно быть не более чем еще одной остановкой в пути. Самый дорогой и желанный предмет будет иметь ценность лишь в том случае, если он останется для нас недостижимым, но главное – если мы не будем знать, где его искать: движение для нас важнее, чем цель, к которой мы движемся, и только постоянное движение делает нас живыми. Некоторые нарочно ухитряются чего-то не добиться в своей области, чтобы для них существовала возможность будущего и ничто не преграждало к нему путь. (Возьмем, к примеру, вполне обеспеченных людей, которые почти добровольно лишают себя состояния, чтобы вновь пережить все волнения на пути к богатству.) Бог, говорит Евангелие, желает, чтобы Его искали – не для того, чтобы Его найти, но для того, чтобы продолжать поиски.

А значит, нам остается лишь терпеть поражение, вновь пытаться и вновь терпеть поражение, вновь пытаться и терпеть поражение уже с бóльшим мастерством, как говорил Сэмюэл Беккет. Но каким образом истина может родиться из ошибки, из бесконечного исправления допущенных промахов? Даже достигнув весьма почтенного возраста, мы еще не до конца становимся теми, кем могли быть. Как утомительно быть привязанным к самому себе, подобно устрице, прилепившейся к скале, и как прекрасно хоть немного оторваться от себя, испытать что-то новое, что-то другое. Что сможет обогатить мою личность, дать мне почувствовать, что я связан с чем-то большим, чем я сам? Какое несчастье иметь только одну жизнь, одно тело, одну личность, принадлежать только к одному полу, вместо того чтобы вмещать в себе целое множество, иметь возможность по своему желанию воплощаться в тысячах вероятных судеб! Как бы я хотел еще раз родиться женщиной, индусом или латиноамериканцем, пожить во времена Средневековья, Возрождения или в цивилизации майя, а может быть, даже стать волком, медведем или синицей, без конца познавая процесс переселения душ!

Не объять необъятное