Читаем Недолговечная вечность. Философия долголетия полностью

Чтобы захотеть отменить время, забыть о нем или ускорить его, что-то должно было произойти в сердцах людей – что-то неожиданное, непостижимое. Интенсивность или длительность – вот существующая альтернатива, очевидно невыносимая. Тягомотина долгих пресных лет или полнота по-настоящему прожитой жизни. При этом есть риск, что к моменту обретения бессмертия мы будем лишь жалкими развалинами. Какая насмешка кроется в мысли героя все того же романа Итало Звево: «Зачем вы продолжаете курить, ведь вам это вредно? – Я боюсь, что не умру». Тут нельзя не вспомнить о Серже Генсбуре, до самого конца курившем в свое удовольствие от двух до пяти пачек сигарет в день, невзирая на четыре инфаркта (пятый унесет его жизнь в 1991 году).

Зомби внутри нас

Бывают периоды, когда наша жизнь замирает, и кажется, что она напрочь лишена духовного начала, а мы похожи на зомби из фильмов ужасов – безмозглых бесстрастных кукол с мертвой душой и ненасытным аппетитом к свежей человеческой плоти. Эти чудовища, появившиеся в западной живописи еще в эпоху Возрождения и чье название родилось на Гаити, завораживают нас: они воплощают собой своего рода уродливое бессмертие, ведь они не могут ни жить, ни умереть, но лишь пожирать все, что движется и дышит. Кто такой зомби? В кино – это мертвый, не знающий, что он еще жив; в реальности – живой, не знающий, что он уже умер. Это существо не в состоянии разговаривать, оно умеет издавать лишь глухие стенания, бесконечное жалуясь на свою участь прóклятого создания. В этом существе – как показано в фильме Джорджа Ромеро[176] – оцепенение смешивается с яростной жестокостью. Это душа, не находящая покоя, она может годами пребывать в прострации и внезапно пробуждаться, когда живые существа, люди или животные, приближаются к ней или издают шум. Вечно ненасытный зомби пожирает их – пожирает отвратительно, раздирая плоть изъеденными руками, перемазав безумное лицо внутренностями жертвы, точно живоглот и кровопийца. Это полуразложившееся создание никогда не находит упокоения, дарованного скелетам; его образ овеян своего рода зловещим романтизмом могильного тлена.

Эквивалентом зомби наших дней являются «неомертвые» неясного юридического статуса, законсервированные с целью дальнейшей трансплантации, – по закону они представляют собой трупы, теплые или холодные, но в них еще сохраняются отдельные жизненные функции[177]. Зомби страдает рассеянностью: перепутав даты, он приходит на землю раньше времени, своим возвращением пародируя воскресение, обещанное в конце света. Нужно убить его заново, если возможно – уничтожить его мозг, чтобы он упокоился с миром и оставил в покое других. Египетская Книга мертвых утверждает, что люди умирают дважды: первый раз – когда душа покидает тело, и второй – когда умирает последний помнящий вас человек. Люди с разной скоростью стираются из памяти тех, кому они дороги, и если одни быстро забывают вас, как бы отчаянно они ни горевали в день вашей кончины, другие продолжают о вас скорбеть. Мы не умираем ровно в день нашей смерти: это происходит либо раньше, либо позже, когда скорбь наших потомков ставит нас в один ряд со всеми ушедшими в небытие. Сколько артистов, певцов, актеров и политиков можно считать покинувшими этот мир еще при жизни – упоминание их имени вызывает у современников лишь жестокое: «Как, а я думал, он давно уже умер!» Когда Наполеон скончался 5 мая 1821 года, прошло около двух месяцев, прежде чем об этом стало известно в Англии и во Франции. Реакция на его смерть была сдержанной. «Это уже не событие, это просто новость», – заявил Талейран. Как это ужасно – пережить свою карьеру, свою репутацию, оставшись таким образом ни с чем; вот почему некоторые театральные актеры с восхитительным упрямством стремятся умереть на сцене – той самой, что кормила их и стала для них важнее, чем они сами.

Часто мы ведем себя, сами того не подозревая, как трупы, наделенные даром речи, внутри которых сломалась пружина, приводимые в движение неким простейшим механизмом. Сложная задача для каждого из нас в любом возрасте: уметь противостоять духовной пустоте, нравственной пустыне, все больше поглощающей нас, предотвратить преждевременное исчезновение себя как личности. Но самое страшное – это не когда ты бессмысленно коротаешь дни, а когда тебе так и не удается пережить что-то стóящее в плане любви и привязанности. Наступает момент, когда на нас теперешних начинает давить груз тех, кем мы были когда-то. Иногда этот груз становится слишком тяжелой ношей, и мы бы с удовольствием освободились от нее, как от ненужного багажа.


Престарелые юнцы и юные старики

Перейти на страницу:

Похожие книги

Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука
Сталин и Рузвельт. Великое партнерство
Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

Эта книга – наиболее полное на сегодняшний день исследование взаимоотношений двух ключевых персоналий Второй мировой войны – И.В. Сталина и президента США Ф.Д. Рузвельта. Она о том, как принимались стратегические решения глобального масштаба. О том, как два неординарных человека, преодолев предрассудки, сумели изменить ход всей человеческой истории.Среди многих открытий автора – ранее неизвестные подробности бесед двух мировых лидеров «на полях» Тегеранской и Ялтинской конференций. В этих беседах и в личной переписке, фрагменты которой приводит С. Батлер, Сталин и Рузвельт обсуждали послевоенное устройство мира, кардинально отличающееся от привычного нам теперь. Оно вполне могло бы стать реальностью, если бы не безвременная кончина американского президента. Не обошла вниманием С. Батлер и непростые взаимоотношения двух лидеров с третьим участником «Большой тройки» – премьер-министром Великобритании У. Черчиллем.

Сьюзен Батлер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука