У входа повесили расписание. Каждый день было одно и то же: в 6:00 – подъем, кросс 5 км, тренировка до 8:30, в 9:00 завтрак, с 10:00 до 13:30 – дневная тренировка, в 14:00 – обед, с 17 часов до 19:30 – вечерняя тренировка. В 20:00 ужин, в 22:00 – отбой. Итого, в день 8 часов 30 минут тренировок. Это на 30 минут больше определенного Конституцией физического труда на производстве.
Было понятно, что мы располагаемся в здании когда-то мореходного училища, которое в народе называют мореходка. На третьем этаже были учебные классы, а в одном из них стоял кинопроектор, и даже нашелся тот, кто его может крутить. К всеобщей радости, у него даже был кинофильм, да какой – «Фантомас»! Все, конечно, плотно набились в этот класс. Кинопроектор гудел, скрипел, но показывал, и звук был разборчивый. Фантомас бесчинствовал, комиссар был чистый придурок, а Милен Демонжо очаровывала, и все это в одной корзине. В конце сеанса механик объявил, что у него есть еще и вторая серия. Если будет возможность, он всех пригласит на следующий показ.
В подвале здания даже баня находилась, но она была вроде сауны – электрическая и маленькая. Все равно было видно, что ей пользуются. Но сегодня вряд ли кому туда захочется. Надо было больше лежать, чтобы завтра адаптироваться к тому гладиаторскому распорядку дня. Я небезосновательно думал, что не всем это удастся, ибо на этаже в туалете стоял хороший запах курева, и это явно не хулиганы с улицы пришли сюда перекурить.
После ужина с жареной навагой случилось событие, которого мало кто ждал. Когда посреди прохода поставили стул и стол, на котором были графин с водой и стакан, возникло чувство, что сейчас явится иллюзионист и достанет кролика из цилиндра. Но все оказалось еще потешнее. Явился лектор местного общества «Знание» с тощей папкой и с умным видом нам начал читать лекцию под громким названием «Молодежь в авангарде социалистического соревнования в СССР». Он объяснил, что лекцию мы должны прослушать к предстоящему в следующем году XVII съезду ВЛКСМ.
На задних койках продолжали играть в карты, но уже, видимо, в «дурня», Муха что-то пытался тайно высмотреть у моего Огуренкова. Только все те, кто с хмурыми бровями, старались вникнуть в речь лектора, а я, наверетенив морду слушателя, непрестанно думал о заборе. У меня была одна версия, но никак она не оформлялась, поэтому мне казалась сомнительной. Еще думал, сколько по времени мне придется проходить с перебинтованными руками. Я старался их очень сильно бинтовать, и они в таком перетянутом состоянии у меня теряли чувствительность. Если будет много спаррингов, и руки не будут отдыхать, то мне придется плохо.
Сигнал побудки прозвучал тем же прибором, которым местных курсантов созывали на начало урока. Он был громкий и дребезжащий. В проходе кто-то крикнул, что на сборы и построение 10 минут. Как бы там ни было, но через 10 минут ровно никого ждать не стали и побежали кросс, кто-то догонял вприпрыжку, кто-то еще на ходу одевался, а кто-то уже за углом начал прятаться. Весь тренерский состав остался на крыльце, и в пробежке нас вел паренек, видимо, местный курсант и отличник физической подготовки. Он бежал впереди, прокладывая маршрут. Мне кажется, что пяти километров там не было, или маршрут был не такой, как я привык, но здесь я пробежал с легкостью, без плевков и кашля, что, похоже, не всем удалось. Вероятно, часть претендентов отсеется без изнурительных спаррингов, которые начались сразу же после пробежки. Задачей этих сборов было не научить или воспитать, а хотя бы что-то выбрать, и по возможности показать какие-то успехи этого молодежного авангарда, который уже скоро перейдет во взрослый регион, чтобы выступить на Спартакиаде народов СССР, имеющей огромное политическое значение. Явно более значительное, чем положено простому спортивному мероприятию, даже общегосударственного значения.