Недостающее звено

Сегодня вторник, последний мой день в роли субъекта гражданской жизни. Я собираюсь отправиться в центр и показать маме новое жилье на случай, если она не сможет проникнуть в дом, бывает, что его заметает вместе с крышей, и видно только антенну, которую я сколотил из старой раскладушки. В те минуты наш дом выглядит как погребение с крестом. Сегодня я решил ехать в центр на автобусе, как, кстати, делает большинство населения нашего околотка. Но до автобусной остановки надо было еще дойти. Белый пух совсем не таял, он вспыхивал под ботинками и опять ложился, теперь уже неровными линиями, сзади. У нашего барака стоял видавший виды ГАЗ-51, из него с матом выгружали какой-то скарб и затаскивали в барак. Кто-то причалил, наверное, он улучшал свои жилищные условия. А из соседнего барака съезжали: у входа стояла красная крышка гроба, а рядом – табуретка, на которой стояла бутылка и несколько граненых рюмок, предположительно, поминальное самообслуживание. Здесь было традицией начинать поминать еще до того, как закопают. Но сейчас у табуретки было пусто, хотя и видно, что натоптано. В этих местах кто собирался умирать, старались это делать до зимы. Похороны в большие снега превращались в тяжелейшее испытание. Вырыть могилу покойнику как положено было очень сложно.

На остановке я присоединился к троим, ожидающим автобус, и он подошел, натружено пыхтя из выхлопной трубы. Народу было прилично, на следующей остановке в переднюю дверь для детей и инвалидов ввалились трое «нашенских», похоже, они уже получили разнарядку в штабе. Все трое орали басом, что являются общественными инспекторами и сейчас будут билеты проверять, а кто не обилетился, пусть готовит трешку на штраф. А если трешки нет, они отыщут, особенно у молодых девушек, они-то знают, где их прячут. При этом они гоготали в три глотки и веселились, как черти на балу у Сатаны, но, к счастью, через остановку вывалились через ту же переднюю дверь, и люди выдохнули. Допрыгав по ухабам и где-то поскользив по молодому льду, автобус добрался до центра.

У меня было еще минут 15 до свидания со своей любимой женщиной. Я зашел в центральный магазин и купил маме ее любимых конфет «Маска», они же даже через пакетик по-новогоднему хрустели обертками. На скамейку было не присесть, она была присыпана снегом. Мама стояла рядом с ней, ожидая свидания. Мы обнялись с ней, поцеловались и пошли в нужную сторону. Я ей уже по ходу рассказал про квартиру на те два года, что меня не будет, она может в ней переждать бураны. Мама после появления забора все воспринимала как чудо. И сейчас она мой рассказ восприняла как что-то потустороннее. Мы минут за 10 дошли до того самого дома, у моего подъезда стоял УАЗ с брезентовым верхом и тарахтел. Он настолько плотно подъехал к лестнице, что его пришлось огибать и ступать сразу на вторую ступеньку. Солдат-водитель даже своим видом как бы извинялся за созданные неудобства. Когда вошли в подъезд, услышали откуда-то сверху раскатистый бас, сопровождавшийся женским гоготом, который бывает от щекотух по нежным местам. По лестничному пролету спускалась картинка – военный полковник с красной мордой и в погонах, которые торчали домиком, тащил на руках Лолу Евгеньевну. Она, увидев нас, сползла с его рук, при этом задрав юбку до трусов, и пропищала в мою сторону:

– Ты что, уже с командировки?

А полковник в это время подталкивал ее под зад. Они пошли вниз, от полковника сильно чем-то воняло, вроде как нечищеными зубами. Захлопали двери в УАЗике, и все стихло.

Я дал маме ключ, чтобы она сама открыла двери, она несмело зашла, разулась, все обошла, мы с ней посидели на диване, посмотрели телевизор, послушали телефон. На кухне разобрались, как включить водогрейную колонку, я подергал цепь на сливном бачке унитаза, вода бодро ринулась вниз. Тут же я отдал маме привезенные для нее рукавички. Она восторгалась шерстью, пока не расплакалась от всего происходящего. Действительно, все выглядело как наше расставание на очень большой срок. Я ей отдал половину сегодняшнего расчета, мама, глотая слезы, сказала, что у нас сегодня будут проводы: сын идет на святое дело – Родине служить. Она так именно и сказала и, еще раз всхлипнув, добавила:

– Как жаль, что папа не дожил до этого дня.

Мы вместе с ней вышли, она сама закрыла дверь, и ключ я у нее уже не взял. Я знал, что она сейчас пойдет в магазин, собирать меня в обратный путь. У подъезда мы разошлись. У меня, не знаю почему, созрел свой план. Я тоже пошел в магазин. Мне повезло, и я купил два лимона, а в хозтоварах – точно такой же термос, и все это занес в контору. Самой дарительницы там не было, я оставил все бухгалтеру-кассиру с просьбой передать адресату. Она удивилась и вслед мне громко сказала:

– Смотри, какой молодой, да ранний.

В чем я был ранним, мне осталось непонятно.