Бараки все так же стояли в своей строчке. Около нашего тарахтел мотоцикл участкового, а тот в люльку пытался втолкнуть второй мешок, похоже, картошки, но мешок клонился вбок и пытался вываливаться. Милиционер меня увидел и шуточно козырнул. Я ответил в том же тоне; помойки все так же были не убраны и потихоньку парили, видимо, переваривая органику. Снег еще не успел прикрыть всю грязь, и на нем были пятна от грязных кошачьих следов. Похоже, зверюга охотился на воробьев, которые, сидя на заборе, дружно чирикали. Из нашего проулка мне навстречу поднимался парень незнакомый, но со мной поздоровался. Наверное, он был с нашей окраины – у нас тут, как в деревне, все друг с другом здоровались. Еще 20 шагов вниз, и я у нашего домика. Действительно, во время моего отсутствия произошло чудо, которое было реализовано в совершенно ровной строчке забора. Столбы были так глубоко закопаны, что даже в голову не могло прийти их пошатнуть. Это, конечно, был тот самый забор со школьного двора. Там уже он стал лишним, а здесь чудо сотворилось. Сохранилось личное человеческое пространство. Я знал, кто автор этого чуда, но мне всегда хочется, чтобы добро оставалось без имени. Заглянул в почтовый ящик, там была местная газета и конверт с печатью местного комиссариата. Похоже, в нем была путевка в мою новую жизнь. 10-го октября к 10 часам мне надлежало явиться по указанному адресу для прохождения обязательной воинской службы. Большими красными печатными буквами внизу было написано «Служба в Вооруженных Силах СССР – почетная обязанность каждого советского гражданина». Оказывается, время моего нахождения здесь было очень ужатым. Я оставил сумку и пошел звонить. Вахтерша меня встретила очень даже добродушно. Мама сразу ответила и очень обрадовалась, что я уже дома, и мы договорились с ней, что завтра в 10 часов я буду ждать ее у памятника вождю. На том мы и порешили. Вахтерша мне шепотом рассказала, что, вроде как, нашего шефа переводят с повышением, а на его место хотели назначить нашего директора, но он отказался с таким скандалом, что ему сразу перестали предлагать. Дальше она многозначительно подняла палец и сказала:
– Говорят, что кого-то из ваших сватают на это место.
И указала пальцем в сторону буфета, а может и зала. Мне было плевать. Голова была забита тем, что надо завтра успеть отчитаться за командировку и маму ознакомить с ее возможным местом проживания. Я вернулся домой, достал из сумки красные перчатки и вернул их на место. Рядом пристроил вымпел. Борис Николаевич приветливо мне улыбался. Он у меня на этом месте провисел с 13-ти моих лет, и, кажется, все-таки он больше мне улыбался. Мне исполнилось 13, когда он вернулся из Мехико уже двукратным Олимпийским чемпионом. Свою медаль с красной ленточкой и документ к ней я положил на крышку «Урала-57».
В нашем курятнике царила все та же обстановка: петух ходил и важничал, а Секретарь таращился из щели в полу. На столе мама ровненько сложила для меня газетки, и я их, конечно, полистал. Оказалось, что всю прошедшую неделю лучшие городские кадры занимались исполнением статьи 209 УК РСФСР «О злостном бродяжничестве, попрошайничестве и о злостном уклонении от выполнения решения о трудоустройстве». По этой статье тунеядцев можно было сразу отправлять за решетку на год, а рецидивистов, то есть уклоняющихся, – на два. Тунеядцами автоматически становились те, кто не работал четыре месяца в году. Все, кто не хотел строить коммунизм. Так вот, опять отличились, кто бы мог подумать, «нашенские». Они всего за четыре дня провели 200 профилактических бесед и взяли письменное обязательство устроиться на работу и стать полезными обществу людьми. Актив города давал шанс людям со дна общества стать опять достойными людьми. Конечно, у «нашенских» был талант убеждать, такой талант был у всех людей с добрым сердцем и чистыми руками. Так спецкорреспондент с боевой фамилией Буденый заканчивал свою бодрую статью. С фронта патриотического воспитания новостей не было. Похоже, Барабанщик был на полевых работах. Зато была заметка, что медведи больше не беспокоят именно потому, что человек – царь природы.