Недостающее звено

Сегодня была среда, и я прилетел в эту среду туда, откуда вылетел в понедельник. Только винты перестали вращаться на полосе посадки, самолет потащили в дальний угол аэропорта. Нас быстро опять перегрузили, кого сонного, кого плохо стоящего. Мы опять под брезентом ЗИЛа и едем. На улице было сильно сумрачно и достаточно холодно. Везли долго, машина ехала по переездам, семафорам и прибыла на какие-то давно, видимо, забытые запасные пути. Там стоял длинный поезд, во всех вагонах которого горел свет, и, судя по картинкам в окнах, вагоны были полны таких, как мы, искателей перемен в жизни и военных приключений. Всю нашу команду запрессовали в один из вагонов, призывая соблюдать воинскую дисциплину. Хотя было ясно, что проводы для многих еще совсем не закончились. Вагон был из тех, что назывались плацкартными. В каждом жилом отсеке столики были завалены всякой снедью, что собрали в дорогу молодым бойцам. А теперь в угаре проводов они топтались по яйцам, скорлупе и ватрушкам. Я устроился в одном из отсеков, достал из своей котомки пирожки и термос и вроде как стал ужинать, не обращая внимания, что все вокруг промываются напитками другого сорта и качества. Потом залез на багажную полку, которая была деревянная и скользкая, и прилег. Где-то уже через полчаса, в 22:00, военные начали орать «отбой», при этом стуча молотком по ведру. Но все как лазили, так и лазили, а кто и ползал, опорожняясь прямо у вагонов.

Так весь этот феодальный поселок переночевал из ночи в утро, которое началось с построения вдоль вагонов, и хотя солнце вышло, было очень бодренько стоять в две шеренги, пока не освободили вагоны до последнего человека. Каждый из стоящих в строю новобранцев обязан был знать свои цифры, что были номером команды, определенные ему еще в родном военкомате. Мой номер был 120. Вот теперь нас в вагоны сажали по номерам команды, и уже в новом переформировании я не увидел своих братьев-земляков. Вокруг были люди, не знавшие друг друга, но сразу же находящие контакты, потом нас еще несколько часов сверяли по фамилиям и фотографиям в военных билетах. Наконец, где-то в 16 часов по полу пробежала грохочущая волна, и этот эшелон, груженный сыновьями Отечества, двинулся в путь. Куда двинулся, никому было не ведомо, ибо это – военная тайна. Подбадривали две вещи: что в вагоне появился кипяток, и что открыли места, где можно было полноценно опорожниться, а кому-то поблевать и умыться. А огорчало то, что по всему было видно, что мы движемся на юг, а все, кто мало-мальски понимал географию, знал, что на юге был Тихий океан, а там Тихоокеанский флот, где служба измеряется не двумя, а тремя годами. У военных, что шныряли по проходу вагона, добиться чего-либо было невозможно. Подолгу стояли на каких-то полустанках, кого-то выгоняли из вагонов, орали, кто-то пытался возвращаться, кто-то прискакивал с вареной картошкой, солеными огурцами, жареными карасями и пойлом сомнительного качества. Стояли ночью в каком-то совершенно черном поле, без единого огонька почти пять часов. И вот уже к позднему утру подкатили к вокзалу, на гребне которого было написано «Уссурийск».

Нашу команду выгнали на перрон и, как могли, построили. Местные прохожие на нас с опаской озирались. Эшелон наш быстро ушел, освобождая пути, а нас погнали к трем недалеко стоящим, опять же с брезентовыми тентами, «ЗИЛам». И мы поехали уже не так плавно, и где-то пять часов колотились по грунтовой дороге. Природа вокруг была совсем не наша, сопки были пророщены исключительно лиственным лесом. Листья еще частично держались на закрытых от ветра склонах и светились осенними красками. Появилось море, сначала ехали по прибрежной полосе, пока не заехали в какое-то поселение и не уперлись в ворота, на которых были нарисованы воинские эмблемы с тракторами. Как я и ожидал, это был явно не флот, это был стройбат. И, как мы почти с порога узнали, – это сержантская стройбатовская учебка. И повели нас в баню, предварительно заставив покидать в кучу мешки с последними мамкиными ватрушками. Баня была условная, с чуть теплой водой и большими кусками черного хозяйственного мыла. Командовали сержанты, аккуратно наглаженные, какой-то азиатской наружности. Возможно, это и были дембели, а возможно и нет. Ведь дембели в армии в ранге святых и, конечно, мыть никого не будут. В бане нас и переодели. Если на сержантах форма сидела, наглаженная и подогнанная, то на нас, мягко говоря, висела. Ну вот я и стал солдатом Советской армии, может не по духу, но по форме точно.