Недостающее звено

Я снял с себя парадку, переоделся в повседневное и пошел в столовую. До моего приказа о демобилизации оставался где-то месяц. Я был уже очень старый «старик», и один такой в части. И хлеборез, конечно, об этом знал, но предварительно я зашел в нашу чайную. Буфетчица находилась за прилавком, все в той же позе ожидания сказочного молодца, с отъездом у нее не состоялось. На меня она реагировала слабо, глаза у нее были мутные, в чайной было накурено, кто-то сидел за шторкой. Я, наверное, помешал кому-то щупать ее прелести. Я купил маленькую баночку паштета и пошел на выход. Но, выходя, услышал чей-то чих из-за шторки, который был не похож ни на лай собаки, ни на мяуканье кошки.

Хлеборез, тоже не нашей наружности, быстро принес горячий чайник, свежий хлеб, масло и сахар. Это, похоже, таки было военной тайной. Когда не было в части никаких старослужащих, «стариков» и дембелей, и не требовалось им поклоняться, то почитание жило внутри системы и из любой прорехи выскакивало. Хлеборез аккуратно вскрыл банку с паштетом и скрылся с глаз долой. Я смотрел на ведерный солдатский чайник и жалел леченого замполита. Но за поездку на экзамены нужно было в любом случае отчитаться и доложить о прибытии.

Женщины в строевой части удивились, разглядывая мой экзаменационный лист. Они вдруг начали говорить о своих детях и о взятках, которые давали или пытались давать, устраивая своих чад в какие-то учебные заведения. Дознаватели уже ушли из штаба, и опять стало тихо и безлюдно. Трое прапорщиков около столовой наталкивали в УАЗик закуски, собирались ехать купаться на Солдатское озеро, где один из прапорщиков в год моего прибытия, нахлебавшись воды, умер на бережку, вроде как от избытка солнечного тепла. В УАЗике стояло ведро, а из ведра торчали шампуры с уже нанизанным на них мясом. Все сохранялось в старых прапорских традициях. Сегодня же была пятница, целовальный день для знамен и чайников. В строевую часть я-то сходил не просто, мне надо было знать, что с моими документами на отпуск. Женщины меня уверили, что все согласно приказу – с 28-го августа по 8-е сентября я в отпуске, а утром 27-го я могу подойти и забрать документы, но уже после того, как меня включат в общий приказ по части. Приказ по части за день до моего отпуска – это главное звено во всей игре. Без такого приказа строевая часть не выдаст мне проездные документы и деньги. Если командир вычеркнет из приказа пункт, в котором моя фамилия, то все автоматически отменится. Отменить свое же решение он может в последнюю минуту, и так часто бывает. А почему так – военная тайна.

Но все срослось, 27-го к обеду вывесили приказ по части, последним пунктом было написано, что за отличную службу и огромную общественную работу активному комсомольцу, сержанту такому-то, то есть мне, предоставляется отпуск. Внизу стояла подпись командира жирным красным карандашом. Шар снова упал в нужную лузу. Леченый замполит опять был на больничном, а когда партия хворает, комсомол всегда плечо подставит. Секретарь-прапорщик бегал по жаре, высунув язык. Он готовил отчет на партбюро и проверял состояние ленинских комнат и наглядной агитации. Мне он уделил в день отъезда буквально две минуты, и то угрожающими намеками, как бы я не забыл о сентябрьской конференции. Так я уже почти весь текст его дискуссионного доклада написал. Когда приеду, заставлю его выучить наизусть. Там я ему отвел роль оппонента, где он будет оперировать партийными лозунгами не только коммунистической, но и самой ВКП(б) и будет он на этой конференции самым что ни на есть ортодоксальным коммунистом. Я так подобрал цитаты Ленина, Брежнева, Плеханова и даже, частично, Сталина, что он не сможет не сорвать аплодисменты, переходящие в овации, лишь бы только прапорщик-отличный пионервожатый не зассал прославиться. Но все равно, это будет потом, а демобилизация по особым условиям все равно придет с разъяснениями по ней, подписанными главой правительства Косыгиным и министром обороны Гречко. Но все же, кто его знает, что такое на самом деле военная тайна, и насколько она могучая? Я надеялся походить в дембелях не более трех дней.