Недостающее звено

Мне снизу было видно, что кто-то ходит по нашему огороду, точнее – лазит в колючем малиннике. Это была девочка Оля, она в большой папин граненый стакан собирала дикую малину. Пока я поднимался, она меня уже ждала, сидя на табуретке, с наполовину наполненным красными ягодами стаканом. А в доме стоял вкусный запах жареного. Мама рассказала, что из командировки вернулся Олин папа и нас угостил большой свежей рыбиной и баночкой икорки. И они с Олиной мамой решили сделать рыбу в кляре. Соседка обучала мою маму этому кулинарному трюку. Блюдо было вкуснейшее, а малину Оля преподнесла моей маме, опять назвав ее бабушкой. Мама смутилась и сказала:

– Кушай, солнышко, сама.

Тогда Оля без паузы ответила, что тогда она отнесет маме и юркнула за калитку. Я чувствовал, что у моей мамы появились люди, с которыми ей было в радость общаться, и был несказанно рад этому. Оля скоро вернулась и все бегом-бегом сообщила, что сейчас будет делать уроки, а прибежала вернуть стакан бабушке.

Завтра второе сентября, мне надо пойти купить билеты на пятницу. Мой отпуск подходил к концу, вроде и не начинаясь. В четверг я намеревался сходить к своим на кладбище.

Утро вторника было очень туманным, на оконном стекле туман разбегался мелкими капельками воды. Я отшпилил от стены портрет Лагутина, сложил его аккуратненько в старый почтовый конверт. В старую сумку засунул красные перчатки, сунул туда же конверт с Лагутиным, боксерки с белыми носками, медали, грамоту и вымпел.

Мама меня с утра опять кормила вкусно и все выглядывала за забор, ушла ли Оленька в школу. Мама пошла в огород, насобирала в стаканчик черной смородины, пересыпала сахаром и заставила меня съесть. Я осилил только четверть. Можно было понять, что ее все еще не оставляла тема появления забора. Представляю, насколько для нее эта тема тогда была болезненна. Я опять так отговорился, чтобы осталась маленькая тайна. А незабудки во дворе все были такие же голубые, как и те, в ушедшем куда-то детстве. Когда я двинулся покупать билеты, туман висел плотно и непробиваемо. У родника кто-то гремел посудой, а над марью пел невидимый жаворонок, но коль он поет, значит – над туманом солнце, и вскоре оно иссушит это белое сотворение.

В билетных кассах меня встретили совершенно равнодушно. Там было все равно – что солдат в гражданском, что гражданский в солдатском. Билет был получен, и я пошел в Дом пионеров. Мне хотелось попасть туда хотя бы за час до назначенного времени. Я был уверен, что Мария Федоровна уже наверняка там.

Вдоль дороги двигалась бортовая машина, и двое рабочих вешали на электрических столбах красные флаги. Город готовился к празднику города, который должен был традиционно пройти пятого числа, как раз в день моего отъезда.

Мария Федоровна уже была на месте, эта удивительная женщина в синем халате уборщицы была статной и красивой. Я ничего о ней не знал, но мне кажется, что тот мой сон в госпитале соответствовал своему смыслу. Она не скрывала радости, обняла меня и поцеловала. Подошел кот Дружок и тоже с добрым чувством потерся о штанину. Оказывается, у них тут произошли события, которые они мне и презентовали как сюрприз. И, конечно, это того стоило. Все рассказала Мария Федоровна.

В конце июня в Дом пионеров пришла делегация из четырех человек, что страшно напугало директора. Делегация была из Магадана. Они первой навигационной баржей прибыли с Колымы и привезли там изготовленный памятник Николаю Максимовичу. Мария Федоровна рассказывала все это с волнением:

– Так вот, они показывали фото с тобой, и говорили, что ты и продемонстрировал настоящий колымский бокс. Там у них по вопросам памятника Николаю Максимовичу в городе было принято целое постановление. А с нашими местными это все по почте было давно согласовано.

Ребята были замечательные, последовательные, и остановить их от задуманного было невозможно. С собой они привезли какие-то супер-бумаги, которыми пугали местных феодалов. С кладбищенской помойки выкопали гроб. Ошибиться было невозможно, на крышке был действительно выжжен крест. А на кладбище год назад, под общий шум и духовой оркестр, у нас захоронили останки двух американских летчиков. Все это было, конечно, приурочено к известному политическому событию. Поставили им железную пирамиду, покрасив черной краской, и приварили погнутый винт от самолета. Это и был памятный мемориал солдатам войны. После мероприятия о них успешно забыли. Но под это дело у входа на кладбище вырыли и отсыпали большую площадку. Вот там ребята и хотели упокоить прах Николая Максимовича, но местные секретари встали на дыбы. Вот тогда они и организовали какой-то звонок из Москвы, и все недовольные стали яростно помогать. Все «нашенские» даже принимали участие по мере возможности.

– Сегодня поедешь и сам все увидишь. Магаданские лично с меня взяли страшную клятву, что я им пришлю твою фотографию рядом с памятником, как ученика Колиного.