Дверь, за которой когда-то мы жили, была выкрашена красной красочкой, самой доступной в этих краях, а значит, и любимой. Называлась она «Половая», в оттенках цвета была от ядовито-желтого до коричнево-темно-бордового. Но я постучал в двери к тете Люсе. Она осталась все такой же хрупкой и с такими же добрыми черными глазами. Как и про многих тут, про нее никто ничего толком не знал. Кто она и откуда, в самом деле, и кто отец ее дочки Маши? Но можно было безошибочно сказать, что она явно не переселенка из глухой деревни нечерноземья. Я помню, что мои родители при всей этой жизни имели стремление читать, но читать было нечего, кроме насквозь идеологически пропитанной Роман-газеты, таких же «Правда» и «Труд». Так вот, от мамы я слышал, что у тети Люси книг много, но нам их не прочесть. То ли они были сильно заумные, то ли на других языках писанные. Мне казалось, она из тех взрослых, которых я иногда встречал в библиотеке клуба имени Щербакова. Тетя Люся очень мне обрадовалась и своей ладошкой с тоненькими пальчиками как в детстве погладила по голове. Два пирожка, завернутые в газету, она приняла как дар небес, чувственно и благодарно. Ее Машенька училась на последнем курсе педучилища, и они с ней не виделись уже больше года. А вчера, после встречи с моей мамой, она дозвонилась дочке, и та завтра меня будет встречать с самолета, и, если будет не трудно, она просит меня передать ей посылочку и письмишко. Я-то думал, что там посылка, а там небольшой сверток, наверное, кофточка. Она кинулась было бежать на кухню, ставить чайник, но я, сославшись на занятость перед отъездом, двинулся к выходу. Уже в тамбуре она сказала, что мы с Машенькой должны будем узнать друг друга. И добавила, совсем по-девичьи смущаясь:
– Люди говорят, мы с ней очень похожи.
Уже в спину негромко, но очень отчетливо сказала:
– Учиться тебе надо обязательно.
Эти ее слова полностью совпадали с тем, что я сам хотел больше всего. Я обернулся, она, маленькая и хрупкая, как балерина на картинке, а может она и была ей когда-то, стояла в проеме барачной двери, и мне показалось, крестила меня. Больше я никогда не видел эту удивительную женщину, с переломанной красной машиной судьбой. Женщину с большой душой в хрупком теле, которую не смогли сломать, и это справедливо.
В аэропорт ходил автобус, и мне надо было сесть в него в нашем околотке около 13:00, чтобы вовремя успеть. Времени еще было предостаточно. Дома мама ходила, озабоченная, из угла в угол. В дорогу она мне налила компот и теперь не знала, чем заткнуть горлышко бутылки. Традиционно скрученной из газеты пробкой побоялась – вдруг в сумке прольется. Но все же где-то нашла в углу бутылку с каким-то когда-то настоянным лекарством и оттуда изъяла желанную пробку, а бутылку с лекарством заткнула газетой и вернула в угол. Был, опять же, газетный пакет с пирожками, половину из которых я скрытно вернул в кастрюлю. Мама не могла успокоиться, что я буду голодать, и я стал упрямо убеждать, что у меня в кармане те самые командировочные от Лолы Евгеньевны. Мама искренне считала, что если меня отправляют в командировку, значит, ценят на работе. Конечно, она знала, что я еду на соревнования, но ей явно было все равно, что я оттуда привезу – победу или поражение. А может ничью, которых в жизни не бывает. И это, наверное, справедливо.
На автобус до аэропорта садили только по билетам на самолет, как-то так было устроено. Зато совсем бесплатно, плата за проезд взималась еще при покупке авиабилета. У меня билета не было, пришлось объясняться с водителем, благо он был где-то рядом с «нашенскими», потому понял ситуацию и пустил в автобус.
В «ПАЗике» было одно свободное сиденье. Я на нем устроился и вступил в общую пляску по грунтовке. Если автобус подъехал вовремя, значит и самолет будет по расписанию. Автобус привозил пассажиров на отлет и с прилета тоже забирал, так же, по билетам на самолет. А все потому, что он был аэропортовский и многофункциональный. Пассажиры с большими багажными сумками и с условно-веселыми осенними лицами. Как только подъехали, объявили регистрацию на рейс, мне было нечего регистрировать, поэтому я пристроился у окна. Из сумки пахло пирожками, и этот запах всему происходящему добавлял уюта. «Нашенские» прибыли за 10 минут до окончания регистрации, их явно «за уважение» привезли на какой-то старой «Волге». Таинство регистрации прошло очень быстро. После этого всем предстояло зайти в какой-то бункер, примыкающий к залу ожидания, и погрузиться в тот же «ПАЗик», который теперь повезет прямо к трапу самолета.