Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Первое, что начали думать, – а что такое взаимодействие с органами власти? Это же ведь не взятки давать! И мы вышли на то, что взаимодействие с местными сообществами, оно как бы обоюдно всем выгодное. Почему? Потому что в тот момент напряжения-то какие были? Экологические там проблемы, не так налоги делили, <…> и так далее, да? То есть как бы напряжение было в основном в обществе. <…> Я бы не сказал, что там были публичные конфликты, да, но напряжение на контрасте жизни нефтяников и людей особенно этого периода… Причем в народе [говорили]: «Был Вася, да, но пробился в “ЛУКОЙЛ”. Вот теперь Вася коттедж строит, а я это…» И мы задумались: что делать? Вроде как разовые игрушки, вот эти… [Был] «Фонд помощи» – письмо написал, значит, обездоленный дядя Вася, ну, дадим, значит, ему там… Причем [выдавали] таким образом: кто первый пришел, плачет горьче… и мы начали думать, что может быть системой? Значит, на самом деле начинали мы там с формальных грантов [социальным и культурным проектам].

Необычность этого хода мысли в его воспоминаниях несколько преувеличена. Ведь к моменту образования в ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» в 2000–2001 годах отдела по связям с общественностью социальные и культурные проекты уже действовали как в Перми, так и в Приволжском федеральном округе в целом, а представители подразделений «ЛУКОЙЛа» еще в 1998 году работали вместе с заместителем мэра города, Марголиной, над финансированием ряда проектов. Тем не менее этот рассказ об истоках отчасти показывает, как вступление ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» в социальные и культурные проекты осмыслялось с помощью понятийного аппарата, во многом пересекавшегося с терминологией проектов государственного строительства. По словам Булдашова, лучшим для региональных подразделений «ЛУКОЙЛа» способом реакции на критику и поддержания своей легитимности было подключение к социальным и культурным проектам, уже рассматривавшимся в Пермском крае в качестве предпочитаемого губернатором пути развития региона. Воспоминания Булдашова указывают на еще одну общую с государственными проектами характеристику: интерес к системности и метакоординации в сочетании со стремлением вырваться из отношений, основанных на патронаже и благотворительности. Такие устремления, как я уже говорил, в то время были важнейшим аспектом построения российского государства. Иными словами, географическая разбросанность региональных структур «ЛУКОЙЛа» в сочетании с разноплановым характером критики, с которой столкнулась компания, требовали целостной, системной реакции. И в результате возникло то, что следует рассматривать как переплетающиеся, а не параллельно существующие эффекты воображаемых корпорации и государства.

Примечательно также, что путь ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» к КСО через конкурсы на получение грантов не был связан с использованием практического опыта других международных нефтяных компаний. Хотя Булдашов, Марасанова и их коллеги рассказывали мне, что им были хорошо известны заявления об основополагающих принципах КСО, опубликованные на сайтах западных транснациональных нефтяных компаний, они при этом утверждали, что прямого диалога с корпоративными подразделениями этих компаний, ответственными за КСО, они не вели. (Это так, несмотря на то что совместные международные технические или инженерные эксперименты и исследования проводились по всему пермскому нефтяному комплексу на протяжении многих лет.) И здесь они не следовали каким-либо четким указаниям «большого “ЛУКОЙЛа”» в Москве. Таким образом, зарождавшаяся деятельность ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» в области КСО имела во многом местное происхождение и являлась неотъемлемой частью как освоения социальных и культурных проектов, так и кампании администрации Трутнева по превращению Перми в российскую столицу гражданского общества.

От региональных конкурсов социально-культурных проектов к корпоративным