Недра России. Власть, нефть и культура после социализма

Поскольку газ лишь перемещался сквозь регион, нельзя было просто наделить его свойствами пермскости, которые обычно приписывали нефти, добываемой из недр. Для газовой отрасли не был характерен тот впечатляющий набор местных ассоциаций, который оказался столь важен для первых критических замечаний к компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» и, позднее, для ее проектов КСО, направленных на ослабление этой критики. Если компания «ЛУКОЙЛ-Пермь» усердно работала над тем, чтобы связать себя с добычей пермской нефти – отчасти посредством производства пермской местной культурной самобытности, – то «Пермрегионгаз» в основном управлял транзитным газом, и потому компания гораздо чаще ассоциировалась с вовсе не трудозатратными циркуляцией сырья и спекуляциями. Эта ассоциация имела реальные политические последствия, по крайней мере на уровне риторики и заключения сделок. Например, в конце 1990-х годов губернатор Пермского края Г. В. Игумнов сообщал, что договорился с руководителями главного газоперерабатывающего завода региона: то, что они осуществляют лишь первичную переработку транзитного газа и, следовательно, уплачивают только федеральные налоги, не избавляет их от необходимости вкладываться в Пермский край. Если компания не признает, что она «находится на нашей территории», у него были средства, чтобы она вскоре столкнулась с «определенными трудностями в своей деятельности» [Курбатова, Сафрошенко 2006: 547].

Таков был набор характеристик, связанных с природным газом: транзитность, непермскость и, конечно, способность превращаться в огромные богатства, – ив начале 2000-х годов компания «Пермрегионгаз» задалась целью изменить их, по примеру компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» выделяя гранты для социальных и культурных проектов[339]. Спонсируемые ею проекты, осуществляемые через кооперативную пермскую некоммерческую организацию «Содействие», напомнили о другом качестве трубопроводного газа в регионе – способности к установлению связей – и связали его с повсеместной в постсоветские годы потребностью в общении. Подобно разговорам о глубинах, деньгах и духовности, дискуссии об общении в первое постсоветское десятилетие велись повсюду, и в них выражалось беспокойство по поводу масштаба и интенсивности полноценных личных взаимодействий по сравнению с советским периодом. Какие бы товары, потребительские и другие, ни принесла постсоветская эпоха, фоном этому часто служил недостаток общения, вызванный ускорением темпов, повсеместной дезориентацией и быстрым социальным расслоением новой эпохи. Проекты «Содействия», которые финансировал «Пермрегионгаз», были нацелены на борьбу с этим недостатком[340]. Появился спонсируемый корпорацией вариант широко распространенного явления, которое изучают антропологи и другие исследователи: когда материальная инфраструктура – дороги, мосты, канализация или, в данном случае, газопроводы – становится воплощением коллективной «фантазии общества» [Larkin 2013: 329][341].

Возьмем, к примеру, небольшое село Бабка, проявившее себя в грантовых конкурсах в середине 2000-х годов, хоть оно и не располагается над нефтяными месторождениями. Реконструкция центральной площади Бабки началась в 2004 году при финансировании компании «Пермрегионгаз». На обновленной площади был разбит сад, появились фонтан, новые скамейки для сидения и ведения бесед, мощеные дорожки, спроектированные с учетом заботы о детских колясках, и даже небольшой памятник персонажу, именем которого названо село, – бабке. «Мы называем это место “Арбат Бабки”», – сказал мне с улыбкой и с некоторой гордостью один из местных специалистов, помогавших получить для площади финансирование по гранту, имея в виду старую московскую улицу, известное место пешеходных прогулок, населенное интеллектуалами и пронизанное духом общения. Такие проекты в Бабке, как полагали их спонсоры из газовой компании, могли бы предложить новые формы установления связей, знакомства сельчан. Действительно, скамейки и дорожки на новой площади Бабки были спроектированы и воплощены таким образом, чтобы обустроить новое место для общения, которого жаждали многие россияне после лихих 1990-х годов, времени отчужденности.