Оба помолчали. Сад у Петровских был большой и несколько запущенный. Последнее делало его еще привлекательнее для прогулок. Мария села на скамейку. Пржевальский, остановившись рядом, стал вынимать из сумки и разворачивать какой-то небольшой, сантиметров тридцати, сверток.
– Я не знаю, чем окончится мое путешествие. Предчувствия у меня плохие. Я направляюсь опять на Тибет. Позвольте оставить вам на память статуэтку из тибетского камня. Мне подарил ее возле озера Куку-нор тибетский посланник. Это изображение дикой лошади – такие водятся только в Азии. Очень чуткие и, по-моему, красивые. Я видел их всего несколько раз и впервые в жизни не стал стрелять, даже несмотря на то, что шкура была нужна для коллекции. – Он помолчал и после паузы добавил: – Когда я на них смотрел, мне казалось, что у них есть душа…
Она взяла из его рук нефритовую статуэтку, стала разглядывать. Камень был теплый, живой. То ли желтый, то ли коричневый, он менял оттенки и как бы светился изнутри.
Лошадь, кургузая и грациозная одновременно, удивляла изяществом. Она была без челки, с короткой стоячей по хребту гривой, с тонким хвостом… Странная, необыкновенная статуэтка.
От дома по аллейке к ним шла Катя, горничная, в руках она несла мантилью.
– Мария Тимофеевна, свежо становится. Барин велел вам мантилью отнести, – обратилась она к девушке.
– И впрямь свежо, – согласилась Мария Тимофеевна, принимая мантилью. – Пора в дом. – И, обернувшись к Пржевальскому бледным своим и грустным лицом, попрощалась. Он заметил, что лоб ее прорезает страдальческая морщинка, брови сдвинуты, но губы стараются улыбаться.
– Спасибо, Николай Михайлович. Желаю вам вернуться с новыми прекрасными впечатлениями и счастливыми открытиями. До встречи! – все ее силы уходили на то, чтобы держаться ровно и спокойно. Она выдержит! Не заплакать, не убежать.
Пржевальский, склонившись, поцеловал протянутую ему руку и ушел.
Глава 26. Светлая река Чу