Нефть!

Против этого мистер Росс не нашелся ничего сказать. Чувство уважения к наукам и то невольное почтение, какое он испытывал к культурным людям, боролись в нем со страхом, что Банни может почерпнуть в образовании тот дух идеализма, который сделает его неспособным удовлетворить требованиям, предъявляемым к его, мистера Росса, наследнику и блюстителю двадцати миллионов долларов «Консолидейтед Росс».

Глава десятая. Университет

I

Тихоокеанский университет был основан одним калифорнийским землевладельцем и вначале носил характер воскресной школы методистов. Все его профессора выбирались из среды последних, и много часов было занято религиозными лекциями. Впоследствии эта школа преобразовалась в громаднейшее учреждение благодаря деньгам одного нефтяного короля, который подкупил в своей жизни по меньшей мере с полдюжины правительств Мексики и Соединенных Штатов и, испытывая к концу жизни некоторые угрызения совести, неуверенный, как это будет принято «там», решил пожертвовать громадные суммы профессиональным спасителям человеческих душ. Но, не зная, кто именно мог лучше содействовать его спасению, он все эти деньги разделил поровну между протестантами и католиками, а они тратили их на интриги друг против друга.

Если бы мистер Росс знал, что его сын будет получать высшее образование на средства, вложенные Питом О’Рейли, ему показалось бы это весьма забавным и в то же время это его очень успокоило бы. Но так как он этого не знал, то он решил съездить в этот университет, для того чтобы познакомиться хотя бы только с внешним обликом того учреждения, которое должно было принять под свою сень его единственного сына. Тихоокеанский университет был выстроен далеко за чертой города, но постепенно окраины Энджел-Сити все расширялись и все ближе и ближе подходили к занимаемому им участку. Солидность всех построек произвела на мистера Росса большое впечатление, которое еще больше усилилось, когда он узнал, что в их стенах получили образование свыше пяти тысяч молодежи – мужчин и женщин. Всякий раз, когда мистер Росс видел большое количество народа, занятого одним и тем же делом, он говорил себе, что это дело должно было быть вполне разумное и безопасное. А что его особенно успокоило – это его знакомство с председателем, доктором Алонзо Каупером, в обязанности которого входило вести переговоры с родителями обучавшихся в университете юношей.

Доктор Каупер умел быть в одно и то же время и полным достоинства и в высшей степени почтительным и любезным. Мистер Росс с проницательностью, свойственной всем крупным дельцам, тотчас же уяснил себе весь ход мыслей доктора. «Если этот представитель „Консолидейтед Росс“ будет доволен получаемым его сыном образованием, то он может в один прекрасный день пожертвовать университету известную сумму денег на постройку специального здания для практического изучения химии, и в частности нефти, а если нет, то во всяком случае согласится оплачивать кафедру по изысканиям в области нефтяной геологии». И мысли такого рода были, по мнению мистера Росса, как нельзя более подходящими для педагога и человека духовного звания: весь человеческий род был занят стараньем приобретать побольше денег, и путь, по которому следовал для достижения этой цели доктор Каупер, был достоин всякого уважения.

Оба – и мистер Росс и Банни – относились к университету со всей свойственной им серьезностью, и ни один из них не сомневался, что деньги, нажитые субсидированием политических партий и подкупом судебных и разных других должностных лиц, – что такие деньги могли создать сразу по приказанию того, кто их нажил, нечто выдающееся в области высшей культуры. Банни с увлечением предался науке, с азартом изучая английскую и испанскую литературу, социологию и новейшую историю, не пропуская ни одной лекции, наполняя свои тетрадки заметками, а свою голову – цифрами и всяческими историческими данными. Прошло немало времени, прежде чем он отдал себе отчет в том, что английские лекции непомерно скучны и тому молодому человеку, который их читал, надоели до слез; что преподаватель испанского языка, именовавший себя испанцем, говорил с определенным французским акцентом и тайно покровительствовал поставщикам запрещенных напитков, для того чтобы вознаградить себя, как он говорил, за свое пребывание в этой стране варваров. Так же точно он не сразу понял, что социология представляла собой тщательно выполненную структуру классификаций – искусственную, придуманную учеными джентльменами, проводящими время в поисках очередного предмета обучения, – и что новейшая история преподавалась по книжкам, подвергнутым цензуре целой тысячи строгих глаз для того, чтобы не оскорбить чувств мистера Пита О’Рейли и как-нибудь не намекнуть студентам на те силы, которые двигают современный мир.

II