Нефтяная Венера

Ваня ничего не хочет слышать.

– Чего к парню пристал?! Тихоня нашелся, ты еще кредит в банке возьми! Ипотечный!

– Ипотечный! Ха-ха-ха! – вторит проносящийся мимо Ваня.

Оборачиваюсь. Мария-Летиция-Женевьева наполовину стянула чехол с пианино. Откуда к ней вернулась бодрость? Она же валялась только что, как мешок с картошкой. И вот уже ее пальцы ударили по клавишам расстроенного инструмента, она запела:

– Ах! Под сосною, под зеленою,
Спать полож-и-и-и-ите вы меня.

Говорит Маша почти без акцента, он обнаруживается только, когда она нервничает или поет. Гласные немного съезжают с рельсов. Пошатываются, как пьяные, но не падают. Например, «и» она произносит как-то ближе к «ы». Сделав выразительную паузу Маша рявкнула:

– Э-э-э-эх!

И давай петь и играть так лихо, будто выросла в купеческом кабаке.

– Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода… – Пальцы, перемазанные йодом, бегают по белым клавишам туда-сюда. Пение и музыка ускоряются.

Ваня схватил чехол от пианино, завернулся, взвизгнул и пустился в пляс.

– У него слабое сердце! – кричу на ухо Маше, пританцовывая.

Она даже не ответила, просто эхнула еще раз и отмахнулась от меня. Обвожу взглядом гостиную; даун в тоге из чехла топчет скромный урожай яблок, спекулянтша второсортными картинами с подбитым глазом задирает подол, а всем вертепом заправляет француженка-драчунья, наевшаяся напичканных стимуляторами консервов. Соня сунула пальцы в рот и свистнула. Сбросила валенки, стащила с себя сетчатые колготки и принялась крутить ими над головой.

Ах, сосенушка ты зеленая,
Не шуми же надо мной!

Ваня принялся стаскивать с ноги носок, завалился на пол и тоже закрутил, подражая Соне. Она накинула колготки Ване на шею, притянула к себе. Он неуклюже обхватил Соню руками. Ой-ой-ой, что будет…

Калинка, калинка, калинка моя!

Бледные цветочные веточки на поблекших грязно-розовых обоях пульсируют в такт сердцу, приближаясь и отдаляясь. На клавиатуре что-то темное. Ну вот, йодом заляпала, оттирай теперь… Пригляделся. Кровь! Из Машиных рассеченных пальцев снова потекла кровь! Она не замечает, колотит по клавишам и горланит:

Эх, калинка!!!..

Крови все больше. Она остается везде, где пробегают Машины пальцы. Кричу, не слышит.

Весь этот адский кавардак завершил его вдохновитель. Ваня. Неумело поцеловав Соню в щеку, он схватил свой рюкзачок, расстегнул молнию и выхватил оттуда… Как же я недоглядел.

Ваня выхватил из рюкзачка сложенный вчетверо холст. Не думал я, что он его с собой таскает.

Сначала мой сынок бухнулся на одно колено, как бы преподнося холст Соне. Та сделала реверанс, еще не понимая, что перед ней.

– Ваня! – крикнул я, подал какой-то нелепый запрещающий знак и шагнул в их сторону.

Он даже не повернулся. Развернул холст и принялся размахивать им как тореадор красным платком. Все замелькало передо мной. Голая женщина в нефти, Соня с синяком, Мария-Летиция-Женевьева с окровавленными руками.

В саду ягода малинка, малинка моя!

Ваня бросил холст на пол, вскочил на стул, расстегнул штаны и давай поливать.

Струя попадает точно в тело нефтяной Венеры.

Музыки больше нет. Только струя о ткань.

Последние капли упали в полной тишине.

Кстати, далеко не все дауны могут отлить без помощи посторонних.

За спиной Маша чиркнула зажигалкой. Затянулась.

– O, putan!!! Кровь! – Все обернулись на ее визг.

Маша уставилась на свои руки и грохнулась в обморок.

* * *

Маша быстро очухалась. Я создаю излишнюю суету. Сажусь, встаю, справляюсь о Машином состоянии. Не нужно ли воды? Ах, не нужно… Пауза затягивается.

– Вань, зачем ты на картину написал?..

– Я люблю тебя! – Ваня обхватил Соню. – И тебя, – стиснул Машу. – И папу! – обнял меня. – Я люблю вас всех! Я хочу раствориться в вашем мире!

– И что… обязательно пи́сать? – Я ищу тряпку, чтобы вытереть холст, пол. Никак не могу найти. Где же тряпка, где тряпка…

– Чего тычешься по углам? – спросила Соня.

– Тряпку ищу.

Соня протянула пачку салфеток.

– А как еще раствориться в мире? – спросил Ваня.

Раствориться в мире… Резонно… А как еще? Только так… Поссать на этот мир… Тру Венеру, пол… Ну, давайте уже… не молчите.

Соня будто слышит мои мысли:

– Понятно теперь, откуда рама.

– Вань, пойди руки помой, – говорю, бросая скомканные салфетки в огонь. Он убегает, крикнув напоследок: «Соня, я сейчас вернусь!»

Рассказал все, как было. Сестры выслушали внимательно. Ваня поправлял, если ему казалось, что я недостаточно точен. Например, попытка опустить подробности с умирающим Сазоновым провалилась.

– Я увидел, как машина бах, в столб! – Ваня в лицах показал аварию. Уроки театральной студии даром не прошли. – Я заглянул – дядя лежит, – Ваня изобразил уткнувшегося в руль Сазонова. – А рядом она, – Ваня любовно погладил еще влажный холст.

– А почему вы нам об этом сразу не сказали? – наконец задала главный вопрос Маша.

– Мы… мы… мы решили пока подержать ее у себя.

– Пока ваш папа лежит в нашей могиле! – выкрикнул Ваня и захохотал. Мальчику не чужда практическая жилка.