Нефтяная Венера

– А все-таки я молоко отнесу, – сказала Маша. – Им же есть хочется.

Я нашел подходящее блюдце, глубокое и устойчивое. Наполнили молоком. Маша подошла к двери, распахнула ее. В дом влетел холодный ветер. Маша прошла веранду, обернулась на нас.

– Давай скорее, а то в дом надует!

Она сошла со ступенек, поставила блюдце на землю прямо перед домом и скорым шагом вернулась.

Мы выпили чаю с вареньем и поняли, что сильно вымотались за день. Отстранив девочек от хозяйственных забот, я принялся устраивать им постель в родительской спальне. Ваня вызвался помогать, бегая туда-сюда с простынями и наволочками. Вместо того чтобы отнести все сразу, он таскает каждый предмет отдельно. Хотя, возможно, это и к лучшему, иначе ему не выжить. Одни только простыни, свисающие до пола, чуть его не угробили. Он наступает на них ногами и время от времени бухается на пол. Как только мы управились, Маша пошла спать. Ваня, резко сменивший бодрость на изнеможение, тоже лег, даже не почистив зубы. Мы с Соней, не сговариваясь, остались посидеть у огня.

На лицах жар. Оранжевые языки с ярко-синими всполохами, точно перья тропических птиц. Лепестки пламени, трепеща, упираются огненной капителью в закопченный потолок топки. Угли на поленьях мерцают, как огни больших городов с самолета. На поленьях извергаются вулканы, кипят озера лавы. И все эти миры можно прикончить одной печной задвижкой…

– Ты о чем мечтаешь? – тихо спросила Соня.

– Я… я мечтаю быть счастливым, чтобы Ваня…

– Чтобы он женился, нарожал детей и защитил диссертацию?

– Да нет… просто чтобы у него все было нормально…

Соня решила подбросить в топку чурбачок. Наклонилась. В вырезе на спине бархатно шевельнулись лопатки. Пока Соня возилась с задвижкой дверцы, я решился прикоснуться к ее обнаженной коже.

– Ой, какая холодная! – пискнула Соня и накрыла мою ладонь своей.

Из-за холодных рук у меня постоянно возникают казусы с девушками. Им хочется рук горячих, а у меня, как назло, они почти всегда ледяные. Не знаю почему. Приходится незаметно потирать и разминать пальцы перед ответственным моментом, сидеть на них, а то и греть под струей горячей воды. Соня пристально посмотрела на меня. Я приблизил свои губы к ее. Она отвела лицо, встала, подошла к окну.

– Не видно ничего… Что там?

– Там сад, потом лес… – Я подошел, обнял ее. – Извини за то, что ударил тебя тогда. Что-то нашло. И за Ваню извини, я деньги за капот верну.

– Извинения принимаю, денег не надо, – промурлыкала Соня, закрыв глаза и потираясь щекой о мою щеку, нос, губы.

– А еще я мечтаю провести с тобой ночь…

Соня расцепила мои объятия, закурила.

– А ты о чем мечтаешь? – спросил я немного неискренне.

– Хочу всегда быть богатой. Хочу всегда нравиться мужикам, даже в сто лет! Хочу так нравиться, чтобы красивые юноши приходили дрочить на мою могилу! – Соня слишком громко рассмеялась. – Глупость какая! Все твои консервы!

Мы снова умолкли. Я почистил апельсин, дал ей половину и бросил кожуру в огонь. Мелькнул острый цитрусовый аромат.

– А почему ты боишься бедности?

– Мы никогда богато не жили. Я всегда все сама зарабатывала. Знаешь, как я первые деньги срубила?

– Как?

– В конце девяностых работала на складе всякого шмотья. Однажды к нам пригнали партию женских кофт. Синтетические, с блестящими нитями, с торчащим во все стороны пухом. Они током били, зато на свету переливались всеми цветами радуги, как машинное масло в луже. Кофты эти очень понравились одним азербайджанцам. Бабы ихние от этих кофт с ума посходили. Все разлетелось за два дня. Азеры заказали новую партию и попросили никому больше не продавать.

Пригнали еще две фуры. Покупателей наших нет. Ждем неделю, никого. И тут приезжают другие азербайджанцы.

– Тоже за кофтами?

– Просто зашли, обычные оптовики. Когда кофты увидели, то буквально на коленях стали умолять, чтобы мы им их продали. Но мы же тем, другим, обещали… Короче, эти новые предложили тройную цену, и директор согласился. Взяли все оптом. Мы такого бабла никогда не видели зараз. Тридцать штук баксов!

– На кофтах?!

– На кофтах. За час. А еще через день приехали первые азербайджанцы. Подняли хай – мол, мы им всю монополию запороли – и начали стрельбу. Директора и охранника Петю завалили. А я обед на кухне готовила. Азеры непрофессионалы были, просто психанули. Сами испугались и сбежали, даже сейф не прихватили. Ну, я взяла деньги и вышла тихонько с черного хода.

Почему-то всегда, если женщина ломается, то начинает вести посторонние разговоры. Такое впечатление, что Соня специально завела тяжелую беседу, чтобы отделаться от меня. Снова обнимаю ее, на этот раз настойчивее. Сопротивляется. Хватаю за волосы, целую куда попало. Тень от нас скачет по стене. То открывает, то закрывает выцветшую репродукцию Ренуара. «Мамино» лицо исчезает и появляется, будто злорадно подмигивая мне.

– Отстань! Сейчас закричу! Отстань!

– Папа, не смей!

Я обернулся. На верхней ступени лестницы, ведущей на второй этаж, стоит Ваня в трусах и ночной футболке. Под трусами выпирает подгузник.

– Папа, не смей обижать Соню!