Неигра

Накануне дня рождения (им исполнялось по тринадцать) Танька не могла уснуть, ворочалась, вздыхала. Попробовала поболтать с сестрой. Но Маша почему-то хотела спать. Таня некоторое время лежала тихо и представляла, как теперь спит город – темный, бархатный с блестками, беззащитный… Вздохнула – и заплакала от нежности.

На свете еще не существовало мест, куда мысленно входить больно, страшно или противно… Была школа. Но и она представлялась мрачным недоразумением, как будто на самом деле и не существовала вовсе. Как наваждение, она появлялась по утрам, но к вечеру исчезала.

В непознанном мире все влекло, чаровало, казалось преисполненным значения – только не Алениного потустороннего – а словно ломилось от здешних неоткрытых сокровищ, как если бы в каждом закоулке Таня ожидала встретить новую фарфоровую статуэтку или самого Дроссельмейера…

Утром Маша заявила, войдя в кухню, где дедушка-саламандра уже растопил очаг, Танька играла бокалами, а мама искала терку:

– Танька не дает мне спать! Я выматываюсь, мне нужен сон. Если она не сжалится надо мной, я потеряю голос и уйду в монастырь.

И, как всегда, Таня не поняла по ее лицу, смеется она или сердится.

В этот день Танька прогуливала школу. В упоительном безделье она слонялась по дому. Смотрела, как мама чистит и трёт овощи, дедушка подметает мандариновые корочки, на минутку выпрашивала веник, но бросала его и бежала считать, хватит ли чашек, вилок, предвкушая последнюю минуту, когда можно будет расставить стулья вокруг накрытого стола…

Стол накрыли в Алёниной комнате, просторной и весёлой, декорированной художницей с профессиональным тщанием – ярко, и даже пёстро. Взгляд радовали открытые цвета. Стены были оклеены тёплым солнечным ситцем, занавески на окнах – ярко-оранжевые, наволочки расписаны огненно-красными маками. Бука в свеже-проветренной, влажно-вычищенной комнате наслаждалась одиночеством, катаясь по лоскутному покрывалу. Какой-то миг, и дом наполнится гостями – шумом, суетой, запахами духов, цветов, табака, из звона и смеха зародится тихая протяженная беседа, расцвеченная мандаринами на блюдах и кувшинами, полными цветов.