Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем

Но и во время этого уголовного процесса судья запретил прямую демонстрацию результатов визуализации присяжным. В зале суда эксперт Киль мог использовать только презентацию в PowerPoint с пояснительными рисунками и диаграммами. Это было предписано на слушании в преддверии судебного заседания, так как главный прокурор Джозеф Биркетт указал, что присяжные (все из них не были учеными) могут слишком впечатлиться яркими цветами и понятиями статистики[757]. Явление, которое часто упоминается в профессиональных кругах как «эффект рождественской елки»[758].

Шестичасовая лекция Киля не помогла оправдать подсудимого. Присяжные единогласно приговорили серийного убийцу Дугана («последнего человека, за которого хочется замолвить словечко»[759]) к смертной казни. Возможно, потому, что на следующий день после показаний Киля обвинение предложило заслушать убедительного контрэксперта – психиатра из Нью-Йоркского университета Джонатана Броди. Броди представил по крайней мере два веских аргумента в пользу того, почему фМРТ-исследования Киля ничего не доказывают[760]. Прежде всего временной фактор. Мозг Дугана изучался через 26 лет после совершенного им первого убийства. Современное неврологическое заключение не могло сообщить, что было с мозгом обвиняемого на момент преступления. С другой стороны, данные Киля о состоянии мозга психопата могли иметь значение только при статистическом сравнении групп. Об одном человеке сделать достоверного вывода нельзя. Броди объяснил присяжным, что он имел в виду: «Если вы посмотрите на профессиональных баскетболистов, большинство из них высокие. Но не все, кто выше 1,98 метра, – баскетболисты»[761].

Глава десятая Нейроскептицизм вместо нейроспекуляций

Когда в наше время ряд авторитетных и успешных нейроученых производят впечатление, что они хотят привязать все человеческие дела к трансмиттерами, синапсам, импульсам и нейронным сетям… остается признать, что радостный оптимизм сегодня зажал в тиски скептическую умеренность. Но когда-нибудь все снова станет наоборот[762].

20 лет назад в интервью швейцарскому телевидению невролог Кристоф Мишель продемонстрировал замечательную прозорливость: «Утверждать, что мы могли бы читать мысли, могли бы постичь душу – подобные вещи не связаны с тем, что мы можем и хотим делать. И я думаю, что такие утверждения могут быть связаны с научным злоупотреблением, каким-то высокомерием и даже своего рода научным мошенничеством»[763]. То, в отношении чего в 1993 году еще высказывались неопределенные опасения, давно произошло. Исследования мозга превратились в последнюю подтверждающую инстанцию и теперь объясняют не только собственный фактический объект исследования, но и весь мир. Часто это делается с уверенностью, граничащей с надменностью. Особенно, когда исследователи мозга хотят превратить предполагаемые результаты своих экспериментов в нормативные выводы («реформировать уголовное право!») или всесторонне и окончательно объяснить какие-нибудь обстоятельства.

Но для такого поведения мало поводов. В частности, его не могут оправдать эмпирические результаты исследований «новых наук о мозге». Слишком большое несоответствие между провозглашаемыми успехами и, соответственно, заявляемой значимостью для жизни и сутью эмпирических данных. Если явные экспериментальные результаты исследований мозга – а не только выводы из них – вообще предлагаются для публичного обсуждения, эти результаты обычно оказываются удивительно тривиальными. Или, уже через короткое время, – поразительно неправильными.

50 лет на пороге прорыва

Слишком часто прочтение нейронаучной статьи оставляет после себя немного больше, чем отрезвляющий вопрос «что же дальше?» Как правило, многие из такого рода публикаций заканчиваются похожими, всегда отсылающими к будущему высказываниями. Популярна стандартная общая фраза, что хотя «еще требуется много исследовательских усилий, чтобы понять феномен XY», несомненно, грядущее скоро «постижение лежащих в его основе биологических процессов» в итоге приведет к появлению совершенно новых способов применения или методов лечения. Разрыв между притязаниями и имеющимися данными охотно оправдывается вопросом времени. Как гласит объяснение, хотя решение проблемы все еще находится в зачаточном состоянии, вскоре можно ожидать фундаментального прорыва в понимании мозга и разума. Историки науки Майкл Хагнер и Корнелиус Борк говорят, что прямо-таки «типично для [нейронаучной] области, что в недалеком будущем всегда обещаются „новаторские результаты“, связанные с хотя уже и очень продвинутой, но еще не до конца развитой технологией»[764].