Такое же идейное единение, как и в среде писателей, было между критиками, теоретиками литературы. А. Воронский и П. Лебедев-Полянский, В. Ермилов и К. Зелинский, И. Беспалов и В. Перцов, И. Анисимов и В. Полонский, В. Друзин и В. Переверзев, А. Ревякин и М. Храпченко – при всем различии и оттенках в их подходе к искусству – в главном, в основном, определяющем являлись единомышленниками, были по духу советскими людьми и так страстно отстаивали свои позиции только и исключительно потому, что считали их правильными и полезными для советской литературы. Многие из них честно признавали свои ошибки и продолжали плодотворную деятельность. Да, ошибок допущено много, но это было время поисков правильных путей, и мы сейчас не можем назвать ни одного деятеля литературы 20-х годов, кто бы избежал тех или иных заблуждений.
Как было сказано, в 1930 году рапповское руководство имело первое серьезное испытание. И оно его не выдержало. Со всей очевидностью это подтвердили дискуссии, бурно прошедшие в тридцатом году по основам художественной платформы РАПП. После этих дискуссий напостовская школа уже не внесла ничего нового в область теории искусства, кроме неразумных лозунгов: «За большое искусство большевизма», «За Магнитострой литературы», «Одемьянивание литературы», которые только убеждали всех в бесплодности руководителей и теоретиков этой школы. В организационно-тактическом и политическом отношении, начиная с 1930 года, руководством РАПП были допущены самые серьезные ошибки, выразившиеся в лозунгах: «Ударник – центральная фигура литературы», «Союзник или враг», «Орабочивание РАПП».
Так как выработка художественной платформы связана со всей остальной деятельностью РАПП и так как дискуссии 1930 года касались всего организма РАПП, следует вернуться к первым шагам авербаховского руководства и выяснить, что же было осуществлено этим руководством к тридцатому году в других областях. И уж затем остановиться на дискуссиях.
ГЛАВА 10