Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Беда рапповцев заключалась в том, что они брали из Плеханова все, не учитывали критические высказывания В. И. Ленина о его трудах, потому что ленинское наследие считали «косвенно касающимся литературы». Не познав ленинской теории отражения, рапповцы допускали идеализм в трактовке художественного творчества и, как и Плеханов, полагали, что понятие красоты связано только с областью инстинкта. Не придав значения статье Ленина «Партийная организация и партийная литература», они по-плехановски рассуждали о классовости искусства, так же, как Плеханов, не понимая самой сути пролетарского революционного искусства – его партийности. Не изучив ленинских документов о пролетарской культуре и путях ее развития, они допускали ошибки в вопросах культурной революции и в вопросах создания новой, социалистической литературы. Наконец, невнимание к ленинскому наследию привело их к неправильной оценке Горького, которого Ленин еще задолго до Октябрьской революции назвал «крупнейшим представителем пролетарского искусства» и повторял эту мысль многократно.

Трудности в разработке художественной платформы возникали еще и оттого, что рапповцы не шли на объединение и товарищеское сотрудничество с другими коммунистическими отрядами теоретического фронта. И скорее не те, а они, рапповцы, являлись причиной разобщенности научных сил. Своих противников и врагов пролетарской литературы, посягавших на «генеральную линию РАПП», они видели всюду. В письме к Авербаху от 13 ноября 1928 года А. М. Горький с огорчением констатировал: «Ваше поколение уже – в «бытии», под вами довольно солидная почва – партия, возглавляющая лучшую часть рабочего класса, партия, в руках которой – политическая власть. Сами вы – тоже партийцы, значит – у вас есть совершенно ясная линия объединения. Но – почему же нет единения, почему мне со стороны кажется, что шум разноречий ваших вызван причинами недостаточно серьезными, мелкими.

Я понимаю, что «выпрямление идеологической линии» – чем вы все занимаетесь, – совершенно необходимо, что эта задача «стратегии», борьбы. Но мне кажется, что вы все слишком угрязли в словесности, слишком торопитесь стать «спецами», что в среде вашей на почве этой торопливости, – незаметно для вас растет профессиональный индивидуализм и что групповые разногласия ваши действуют на товарищеские отношения разрушительно…»[317].

Мудрая горьковская критика не имела успеха, не изменила нрав рапповцев. Групповые разногласия продолжали свое разрушительное действие. Правда, сам Горький оправдывает постоянное стремление рапповцев к «выправлению идеологической линии». Видимо, это имело под собой реальную почву. В советском обществе и во второй половине 20-х годов не утихала классовая борьба, особо обострившаяся в начале коллективизации, в связи с ликвидацией кулачества как класса. В самой партии шла напряженная политическая борьба со всевозможными антипартийными течениями. Рапповцы, в большинстве своем коммунисты, не могли быть безразличными к тому, что происходило в обществе и в партии. Их реакцией на политические события в стране можно объяснить и недоверчивое, а чаще враждебное отношение ко всему, что, по их мнению, искажало «генеральную линию РАПП».

Но беда состояла в том, что рапповцы, считая себя единственным и непогрешимым пролетарским отрядом в литературе, не понимали, что они руководят не политической, а творческой организацией. Несмотря на то что ЦК партии, его отделы, партийная печать неоднократно указывали руководителям РАПП на то, чтобы они не переносили формы партийной организации и методы политической борьбы на литературную писательскую организацию, и вопреки также потому, что сами рапповцы во многих резолюциях и постановлениях фиксировали это указание партии, – они до момента ликвидации РАПП так и не смогли усвоить эту простую и очень важную истину. Наоборот, в каждом конкретном случае они решительно не соглашались с этой истиной.