Неизданная проза Геннадия Алексеева

Мариинский театр. Не был здесь неведомо сколько лет. Наслаждаюсь роскошью зала и красотой занавеса. Занавес торжественно подымается, звучит музыка Прокофьева. Начинается балет «Каменный цветок». Появляется хозяйка Медной горы – тоненькая, гибкая, изящная, в зеленом блестящем трико. Появляются драгоценные камни – не очень тоненькие, но тоже достаточно гибкие, в желтых и фиолетовых трико. Появляется мастер Данила в белой безукоризненной крестьянской рубахе…

Нет, я уже не способен восхищаться классическим балетом. Это зрелище не для меня.

В середине февраля на очередной научной конференции я сделал доклад о «деревянном» модерне, то есть о пригородных дачах, построенных в начале века. Неделю спустя мне позвонила некая дама из Госинспекции по охране памятников архитектуры и сказала, что она тоже занимается старыми дачами и хотела бы побеседовать со мной на эту интересующую нас обоих тему. Еще неделю спустя дама появилась на кафедре, и наша беседа состоялась.

В конце разговора обнаружилось, что даме известно о моем увлечении Вяльцевой и что в Центральном историческом архиве ей попадались кое-какие документы, имеющие отношение к моей Насте. Я поблагодарил даму за весьма ценную информацию, но в архив тотчас же не бросился, решив, что документы меня подождут.

Прошло еще несколько дней и дама позвонила мне домой. Она сказала, что сама может заказать для меня соответствующие архивные папки и мне нужно будет только прийти и порыться в них. Любезность дамы и ее забота о Насте меня удивили. Не иначе, как сама Настя мне эту даму и подослала. Настя не оставляет меня в покое. Она хочет, она почти требует, чтобы я написал о ней книгу. Романа ей мало. В романе вроде бы и она, да не вполне она. Ей нужна книга именно о ней. О, несносная Анастасия, ты хочешь, чтобы я все бросил и посвятил остаток жизни твоему восхвалению! И ты отлично знаешь, что мне трудно противиться твоим желаниям.

Иду по Садовой. Похожу к зданию бывшей гостиницы, описанной в моем романе, и вижу, что металлического козырька над входом с надписью OTEL DAGMAR уже нет. Кронштейны, поддерживавшие его, торчат из стены, а сам козырек исчез. Кому он помешал? Зачем его погубили? Он был еще прочным и довольно изящным. Он явно украшал скучноватый, плоский фасад. Будто ждали, когда я напишу свой роман, будто знали, что он в романе должен быть упомянут, будто не хотели, чтобы он ускользнул от моего внимания. Еще одна странность. Еще один мистический знак.

Русский человек не воспринимает иронию, не любит намеков, недоговоренностей и двусмысленностей. Русский человек со своей прочной, открытой душой любит во всем открытость и ясность. А я, несчастный, лезу к нему, прекрасному и простому русскому человеку, со своими умственными тонкостями. Лезу, да еще и обижаюсь, что он, чудесный, всегда неизменный русский человек, поворачивается ко мне задом.

Чтобы выпить, надо притвориться мертвым. Я притворился. Выпил. Живу. Многие думают, что я мертвец.

Леонид Андреев. Рассказ «Молчание». Пронзительно, странно и прекрасно. Как и всё у Андреева.

Из «Современника» прислали наконец-то договор на книгу: 4,5 авторских листа. Полтора рубля за строку. 10 тысяч экземпляров. Какая немыслимая роскошь! Какой неслыханный успех! Как многого я добился! Поздравляю себя, жму себе руку, обнимаю себя, улыбаюсь себе, удачливому!

Во дворе небольшой, но весьма агрессивный черный кот преследует черную собачонку. Он то крадется, то бежит, не прячась. Он уверен в себе. Ему нравится, что собачонка его боится. Она пугливо оглядывается и улепетывает со всех ног. Но злой кот от нее отстает и наслаждается этой охотой.

Со вторым романом я еще помучаюсь. Хотелось сочинить нечто необычное, но сюжет первого связал меня крепко. Попытки освободиться пока безуспешны. Бросить? Или писать так, как пишется?

Читал кусочки Наташе Г. и Лене Ш. Хвалят. Говорят: пиши так и дальше.

Весна. На термометре, висящем за окном, – плюс пять градусов. Вспомнил январскую и февральскую стужу и содрогнулся.

Фраза из газеты: «Предотвратить сползание к ядерной катастрофе».

Весна. Природа просыпается, сладко зевая. Птицы поют. Ребятишки с визгом бегают по двору. Кошки греются на солнышке. Тает снег. В лужах отражается небесная синева. А мир, как выясняется, вот-вот начнет сползать к ядерной катастрофе.

Гаснет закат. На нем уже мерцает красавица – Венера. Точнехонько на западе пока еще неярко, но, как всегда, женственно, кокетливо и соблазнительно мерцает вечернее украшение неба – бесподобная Венера.

Небо потихоньку темнеет, а Венера светит все ярче. Она уже не мерцает, а горит, упиваясь своим великолепием.

Все остановилось в моей жизни. Все застыло, затвердело, одеревенело, окаменело, окостенело. Никаких перемен в ней, как видно, не будет. Все так и останется в ней, наверное, до конца.

Маленький в сущности кинотеатр, а называется почему-то «Большой».

Зависть, ненависть к чужому богатству неминуемо обращается в ненависть к культуре, ибо культура всегда порождается достатком и богатством. Потому-то варвары и разрушили великий Рим.