Читаем Неизданная проза Геннадия Алексеева полностью

В кафе сижу я один, потягиваю из стакана Крымский «кокур», курю трубку и размышляю о «Конце света», о следующем эпизоде своего второго романа. Следующий эпизод пока не удается.

Удивительно, но мой новый роман выглядит на редкость злободневным.

Форма! Ей не хватает значительности, достойной содержания, ей не хватает жесткости и сложности. Она должна пронзать и обнажать сознание. Пока что она только щекочет его.


Настоящий роман должен быть жилист, упруг, стремителен и ошеломляющ. Он должен обрушиваться на читателя, как горный обвал, как снежная лавина, как волна цунами, от которой невозможно убежать. В сюжете – предельный динамизм. В языке – точность, краткость и острота. В композиции – предельная продуманность и гармония. Роман не должен быть похож на облако. Он должен быть похож на монумент.


По-прежнему стужа.

Но у станций метро на улице продают тюльпаны. Цветы покрыты прозрачными пластмассовыми колпаками. Под каждым колпаком горит свеча. Как в церкви.

В перспективе Среднего проспекта в синем морозном небе висело огромное, багровое солнце. Как в моей «Жар-птице».


Ужас бытия, ужас искусства, ужас исчезновения – сплошной ужас. Но интересно.


Годовщина Настиной смерти. 72 года.

Утро. Горят свечи перед ее фотографией. И опять я напряженно вглядываюсь в ее лицо. Мне кажется, что она видит меня. Она еще жива, но смерть уже совсем рядышком. Сейчас без четверти двенадцать. Ее жизнь оборвется в четыре часа пятьдесят шесть минут.

Вечер. Кладбище. Настина часовня. В моей руке искусственные матерчатые цветы – розовые гортензии. По-прежнему морозно. Живые цветы тут же почернеют и съежатся. Залезаю на выступ фундамента и прикрепляю букетик гортензий к железной решетке. Получилось эффектно – цветы видны издалека. И в них есть нечто волнующее. Стою перед часовней. На кладбище ни души. Сумерки. В сумерках стою перед часовней и мысленно разговариваю с возлюбленной Настей.

– Ну как ты там? – спрашиваю я.

– Да ничего, – отвечает она. – Терпимо! У нас тут пекло.

– Тебе нравится мой роман? – спрашиваю я.

– О да! Роман изумителен! Ты натурально гений! Я читала и плакала. Даже нос распух. И глаза стали красными. Особенно хороши крымские эпизоды – тот, где мы с тобою целуемся на пляже над обрывом, и тот, где ты испортил мне прическу. Как хорошо ты все это заметил! А я и забыла вовсе! Память у меня девичья. И еще чудесно ты описал наш вояж в Симферополь. Нет, право же, ты гений!

Стою перед часовней. В двух шагах от меня в неглубоком подземелье лежат Настины кости. Дует холодный ветер, мерзнут кончики пальцев в перчатках. Мерзнут щеки. На белом снегу темнеют монументы.

Собор. Вечерняя служба. Свечи. Хор. Красивый голос дьякона.

Здесь 72 года тому назад и отпевали. Собор был забит народом. Кто-то рыдал и вскрикивал. Перед алтарем возвышалась гора цветов. На ее вершине стоял раскрытый металлический гроб. В гробу лежала прекрасная, незабвенная, но на вид вполне живая Настя. «Ныне отпущаеши, владыко, рабу твою…» После гроб закрыли и через боковую дверь вынесли из собора. А на кладбище, у самого пруда, уже зияла черная страшная яма. И всюду стоял народ. Люди забирались на соседние памятники и ограды. И может быть, дул холодный ветер, как сейчас.

Совсем вечер. Кафе на Восьмой линии. Кроме меня еще парочка в углу, у окна. Взял стакан портвейна и чашку кофе.

Мир праху твоему, моё сокровище! Да будет земля тебе пухом, мое божество! Упокой, господи, душу рабы твоей Анастасии!

За стойкой, среди бутылок, стеклянных ваз с конфетами и разноцветных башенок, сложенных из плиток шоколада, стоит маленький, портативный телевизор. Показывают Норвегию. Показывают веселых, бодрых и, как видно, счастливых норвежцев. Все они на лыжах, и стар и млад, и мужчины, и женщины. Даже смешно.

– Вот видишь, Настя!

– Вижу, – отвечает Анастасия. – Я все вижу. Тебе же нельзя пить, а ты пьешь портвейн Мне это не нравится.

– Прости меня, Настя, – защищаюсь я, – но ведь сегодня годовщина твоей смерти. Это поминки.

– Ну ладно, – говорит Настя. – Действительно, годовщина.


С трудом одолел «Дороги Фландрии» Симона. Чрезмерная изощренность быстро становится утомительной. Роман похож на большое блюдо спелой, сладкой, сочной клубники. Сначала есть ее очень приятно. Но скоро наступает пресыщение, и есть уже не очень приятно. После же начинает подташнивать – вредно есть так много сладкого. Тешишь себя надеждой, что под верхним слоем клубники обнаружится малина, смородина или крыжовник. Но не тут-то было. Это все клубника, одна и та же, вкусная, вполне созревшая клубника.

Теперь меня поджидает Натали Саррот со своими «Вы слышите их», и я заранее трепещу.

Но ведь я и сам грешу густотой письма! Но ведь о моих «Зеленых берегах» говорили, что их нелегко читать!


Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный Алексеев

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература
Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное / Документальная литература