Неизданная проза Геннадия Алексеева

Я погасил торшер и лег на чистую, хрустящую простыню, положил голову на подушку в чистой, хрустящей наволочке и укрылся одеялом в чистом, хрустящем пододеяльнике.

Я лежал на спине, заложив руки под голову. Окно было открыто. В полумраке было видно, как колышется от ветра тюлевая занавеска. Из порта доносились свистки, скрежет железа, негромкие глухие удары – шла ночная погрузка леса.

Я лежал и изумлялся. Все было как во сне. Думая о встрече с нею, я перебрал множество возможных вариантов. Но этот оказался совершенно неожиданным.

– Я бы выпила еще одну рюмку «токая»! – сказала Сюзи.

Зажег торшер, надел тапочки, подошел к столу, налил «токай» в рюмку, подошел к кровати. Она смотрела на меня, улыбаясь. Подал ей рюмку и сел на край кровати. Чокнулись.

– Ты понимаешь, Алексеев, – перешла она вдруг на «ты», – ты понимаешь, что происходит? Через 21 год после нашего знакомства ты первый раз у меня в гостях, первый раз у меня ночуешь!

– Да, понимаю, – сказал я. – Это непостижимо.

Она лежала, накрывшись до пояса одеялом. Грудь была прикрыта кружевной белой сорочкой. Обнаженные руки лежали на одеяле.

– Мне хочется тебя поцеловать, – сказал я.

– Попробуй! – ответила она.

Я наклонился, поцеловал ее в плечо, потом попытался поцеловать в губы. Она отклонила голову. И поцелуй пришелся в щеку. Я стал целовать ее волосы, уши, ключицы. Она не сопротивлялась. Я откинул одеяло и лег рядом с нею. Она обняла меня за шею и прижалась щекой к моему плечу. От нее пахло вином, табаком и крепкими духами. «Это, конечно, сон!» – думал я, гладя ее грудь, спрятанную под сорочкой.

– Ну что, Алексеев? Решил осчастливить бедную, одинокую женщину? – сказала она.

– А ты, я вижу, все такая же злюка, – отпарировал я.

Она мне так и не отдалась. Когда я предпринимал не слишком сильные попытки, она начинала брыкаться и отпихивала меня изо всех сил.

– Не хочу! Слышишь, Алексеев? Не хочу! Отстань!

А после снова прижималась ко мне, клала голову мне на плечо и обнимала за шею горячей рукой. Всю ночь мы не сомкнули глаз. Всю ночь так и пролежали обнявшись, как муж и жена, уставшие от обладания друг другом.

Будильник не зазвонил. Когда рассвело, я поднес его к лицу – стрелки показывали половину седьмого.

– Странно, – сказала Сюзи, – он вполне исправен!

Я быстро оделся, умылся, подошел к постели, поцеловал ее в щеку.

– Спасибо за гостеприимство, за вино, за грибы, за кофе, за ночлег…

– Не обижайся, – сказала она. – Ты же знаешь, я немножко ненормальная. Да ты, по-моему, не очень-то и хотел. Подай мне халатик!

Подал ей халатик. Она просунула руки в рукава, пригладила волосы, встала.

В прихожей обнялись в последний раз. Дверь открылась. Спустившись на один марш, я помахал ей рукой.

Пустынные улицы. Вокзал. Пустая электричка. Снова леса за окном. Нет, право же, это сон! Поэтому, наверное, и спать совсем не хочется.

Все это случилось в среду, 28 августа. В четверг я послал ей из Комарова телеграмму: «Жду в субботу с утра». Но она не приехала.

В субботу вечером послал вторую телеграмму: «Жду в воскресенье весь день». Она не приехала.

В голове моей ералаш полнейший. Неужели эта самонадеянная провинциалочка, эта капризная машинисточка с большим ртом и длинными ногами, неужели эта двадцатилетняя нимфа и эта сорокалетняя матрона, неужели она и есть женщина моей жизни?

«Литературный вечер» у Г. Гампер. Читает стихи Владимир Рецептер. Все хвалят. Я молчу. И неловко мне как-то молчать.

Привез из Питера восьмой номер «Невы». Дал его соседям по столу. Они почитали. Лев Абелевич извинился и сказал, что верлибр он совсем не понимает. А супруга его сказала, что стихи прелестные.

Вернулся в город. Прочел первую лекцию. Не без удовольствия, признаться.

После долгого перерыва навестил Настю. На крылечке часовенки стояла пустая бутылка из-под коньяку. Отбил половину. В получившийся стакан налил воды и поставил букет красных астр.

Долго рассматривал старые фотографии Сюзи. Да, она мало изменилась. Вспомнил, как она жаловалась:

– Бедра стали широкие, а талия по-прежнему узенькая. Трудно достать подходящие джинсы. Приходится брать по талии и растягивать в бедрах. Намочишь, наденешь лежа и не снимаешь, пока не высохнут. Так несколько раз. Мученье мне с моими бедрами.

Еще вспомнил. Взял ее узкую красивую руку и стал целовать длинные тонкие пальцы. Спросил:

– А что же ногти такие короткие? – но тут же спохватился: – Ух, да ты же машинистка. С длинными ногтями невозможно печатать.

– В отпуске я их отращиваю, – сказала она. – Они быстро растут. Правда, потом жалко их обрезать, но надо. Приходится.

И еще вспомнил ее слова:

– Я небогата, но не такая уж я бедная. Оклад – девяносто. Плюс пятнадцать рублей директорские. Плюс прогрессивка. Мне хватает. Раньше я халтуры брала. А теперь не беру. Плевала я на эти деньги. Лучше книжку почитать.

И еще: