Неизданная проза Геннадия Алексеева

Шедевры классической японской поэзии творили старики. В полном одиночестве, в заброшенных горных хижинах; они воспели печаль тихого угасания жизни на лоне вечно прекрасной и юной природы. Но ведь все эти люди писали стихи и в младые годы!

Пансионат «Крымский». У входа покрашенная серебряной краской сидящая фигура какого-то бородатого старца. Внизу – полустертая надпись. Наклонился, прочитал:

Академик Павлов.

Единственным подлинным самобытнейшим поэтом России в XIX веке был Фет. Он открыл эпоху символизма и прорвался в будущее. Верлен выглядит его способным учеником. Бедные французы! Они ничего не знают о Фете!

Я древний эллин, чудом очутившийся в варварском XX веке. С изумлением взираю на человечество. Оно бьется в конвульсиях, его мучают припадки эпилепсии. Когда началась болезнь?

Из 50 лет своей жизни целый год я прожил в Крыму – в Ялте, в Алупке, в Симеизе и в Коктебеле.

И еще я смею называть себя несчастным! А Волошин? Вот уж полнейший счастливчик!

Инвалид на пляже. Без обеих рук. Коротенькие, округлые культяпки беспомощно и страшно свисают с плеч.

В Крымском пейзаже царствуют четыре благородных дерева: пиния, кипарис, ливадийский кедр и крымская сосна. В разнообразнейших сочетаниях с морем, небом, скалами и самими собой они и творят все это.

В столовой за одним столом со мною сидит стандартный человек лет шестидесяти со стандартным круглым ликом, со стандартными, еле заметными маленькими глазками, со стандартными бровями и тонкогубым ртом и стандартным брюшком. На писателя он мало похож. Впрочем, какие только не водятся новые писатели! И наверное, это дурной тон – иметь типично писательский облик. Многие статьи об известных советских литераторах начинаются именно с этой фразы: «На писателя он мало похож». Выходит, что почти все писатели на писателей почему-то не похожи. Это озадачивает. Так и подмывает поиграть:

Вот повар – на повара
он не похож,
вот палач – на палача
он вряд ли похож
вот слесарь – на слесаря
он едва ли похож,
вот врач-стоматолог – на зубодера
он совсем не смахивает,
вот пианист – но он похож
скорее на скрипача,
вот разбойник – но на вид
он добрейший из людей,
а вот добряк – человек тишайший,
а поглядишь на него и вздрогнешь.

Глядя на Блока никому и в голову не могло взбрести, что он не поэт. И как это было чудесно, однако.

Но почему, почему мне так хотелось назвать свою дочь Анастасией?

Мир моей живописи симметричен, ибо симметричен и сам человек. Мир моей живописи таинственен, но человечен.

В нашем дворянстве был русский дух, и он сочетался с европейской просвещенностью. В нашем крестьянстве был русский дух и не было никакой просвещенности. В общем, была определенность.

Новое дворянство отсутствует. Его заменяет отчасти интеллигенция. Ей не хватает и подлинного русского духа, и подлинной просвещенности. На истинно русское претендует вульгарная и крикливая полуинтеллигенция, подвизающаяся на поприще массовой культуры.

Национальное выступает здесь в опошленном, окарикатуренном, балаганном виде. От него за версту несет водкой и хамством. Культура русского дворянства XIX столетия остается вершиной в духовном развитии нации.

Дня три тому назад в столовой на столе, за которым я имею удовольствие завтракать, обедать и ужинать купно с тремя прочими едоками, вдруг появился букет роз, вторгнутый в бутылку из-под кефира. Однако на других столах никаких цветов не обнаружилось. Все мы, четверо сотрапезников, были слегка этим обстоятельством заинтригованы. Вчера один из моих соседей по столу спросил официантку о розах.

– Это товарищу Алексееву! – ответила она. – Одной нашей девушке-посудомойке очень нравятся его стихи.

Сегодня вместо уже увядших роз из бутылки торчали гладиолусы.

Ну чем я не народный поэт? Посудомойки плачут над моими стихами!

А если без иронии, то даже здорово.

(И ведь проведала же она, что я поселился в Доме творчества, разузнала, за каким столом я сижу и даже на каком именно месте – букет-то стоит прямехонько напротив моего стула!)

Сейчас, когда я это пишу, Настя глядит на меня с какой-то тихой грустью и будто хочет сказать: «Бедный ты мой!»

Наверное, это Настя и ставит цветы мне на стол Притворилась посудомойкой – что ей стоит? Ведь была же она когда-то горничной дешевой гостиницы!

Есть женщины умные и есть женщины умничающие. Последняя разновидность непереносима.

Существует неприятная болезнь – недержание мочи.