Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

Соня высказала ещё несколько замечаний, беспокоясь о внезапном решении сестры снова выйти замуж, а затем стала рассказывать о проведённых с Генри выходных. Он отвёз её в гостиницу, некогда бывшую историческим музеем, с живописным садом и минеральными источниками. Она прекрасно провела время, но после возвращения в деревню стала чувствовать себя использованной и брошенной. Я оторвал кусок бумажного полотенца и протянул его Соне, как только на её глазах появились первые слёзы.

– Спасибо. – Она промокнула глаза. – Тебе бы психотерапевтом быть.

Собираясь домой и уже стоя на пороге, Соня спросила, как дела у моей жены.

– У неё всё хорошо.

– Как работа?

– Думаю, ей нравится.

Соня глянула на часы.

– Во сколько она обычно возвращается?

– Поздно.

Она кивнула.

– Спасибо, что выслушал меня.

Она окинула взглядом дома с тёмными погасшими окнами, вздохнула и бойким шагом удалилась в сгустившиеся сумерки.

Пришло лето. Из деревни убегала тропка, ведущая в укрытую от посторонних глаз долину. Я любил прогуливаться по ней и мог пробрести несколько километров, никого не встретив. Я проходил мимо неолитической каменной крепости на холме, потом спускался по склонам, усеянным кремнёвой галькой и костями, и в итоге доходил до моста, сооружённого из красных и чёрных камней. Мост был настолько древний, что бо́льшая его часть давным-давно обвалилась в реку.

Чувство оторванности от мира, угнездившееся во мне с тех пор, как я покинул Лондон, всё нарастало и теперь сопровождалось неясным ощущением тревоги. Я задавался вопросом, как долго можно так прожить. Вне всяких сомнений, что-то должно было случиться – реальность непременно настигнет меня и заставит вернуться в поток жизни?

Как-то мы с женой и сыном заглянули в городок и там повстречались с Люком и тремя его коллегами. Он представил нам русоволосую женщину, которую мне уже доводилось видеть из окна, как Эмбер, а двух молодых парней, которых я тоже смутно припоминал, как Джошуа и Нейта. Все трое, как и он, прилетели из Америки. После приветствий и представлений Эмбер, Джошуа и Нейт отошли в сторонку, и мы продолжили вежливый и шутливый разговор только с Люком. Было примечательно, как те трое самоустранились из беседы и лишь молча стояли поодаль, улыбаясь тремя совершенно одинаковыми застывшими улыбками.

Мы с женой извинились и отправились дальше. Когда мы отошли от компании на приличное расстояние, жена сказала мне:

– Эти трое – они будто бы его адепты.

– Да, – согласился я. – В самом деле.

Я уложил сына в кроватку, а сам лежал в темноте, дожидаясь, пока он уснёт. Когда его дыхание стало тихим и ровным, я спустился на первый этаж и подсел к жене на диван. Она читала. Плотную тишину нарушал лишь шорох страниц. Я включил радио, ведомый неясной потребностью избавиться от тревожных мыслей. Радио ловило кое-как, мелодия фортепиано – кажется, ноктюрн Шопена – временами пропадала и вместо неё слышались голоса, говорившие на иностранном языке. Я вертел ручку и так, и эдак, пытаясь поймать сигнал получше, но всё бесполезно.

Внезапно кто-то забарабанил в дверь. Да так громко, что мы с женой вздрогнули. Настойчивый стук то обрывался, то возникал с новой силой. Так поздно к нам ещё никто не приходил.

– Как думаешь, кто это? – бросила жена.

– Не знаю, но они совершенно точно разбудят ребёнка, – с досадой откликнулся я, указывая пальцем на потолок.

Я соскочил с дивана и быстро зашагал к двери.

– Иду-иду, – произнёс я, поворачивая ключ. Щёлкнул замок, и я дёрнул ручку.

На пороге стояла запыхавшаяся Соня. В глазах её застыл ужас.

– Прошу, помогите, – произнесла она. По щекам растекалась тушь, а губы дрожали. – Прошу, помогите. – Она была так напугана, что едва могла говорить.

– Что случилось? – спросил я.

– Люк. – Её голос дрогнул и стал тонким, как у ребёнка, готового вот-вот разрыдаться. – Он хочет убить нас. Хочет принести в жертву Богу. Пожалуйста, вы должны нам помочь.

Я взглянул на жену.

– Запри за мной дверь, – бросил я и, выйдя наружу, дождался замочного щелчка. Затем дёрнул за ручку, чтобы убедиться, что дверь надёжно заперта. – Хорошо.

Соня повела меня вперёд, вжимая голову в плечи и нервно озираясь по сторонам. Я шёл чуть позади.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Он пытался выломать дверь, он совсем тронулся.

Мы шли тропинкой, идущей параллельно главной дороге, чтобы нас было не видно. Я чувствовал у себя во рту при-вкус страха – неприятный вкус железа в слюне. До сих пор помню, как в голове вертелась мысль: «Всё это не по-настоящему. Такого просто не может быть в реальной жизни». Но мир вокруг оставался всё таким же настойчиво чётким и реальным. Я продолжал идти вперёд, однако вела меня вовсе не смелость, а социальное беспокойство. Если бы я повернул домой и из-за моей трусости погибли бы две женщины и двое детей, мне было бы (как говорится в самых махровых английских традициях) до ужаса неловко.