Он вырвал у меня из рук банку и побежал искать урну. Я села в кресло, провалилась в него и уставилась на отъезжающий поезд. Жаль, не товарняк. Вагоны не посчитать!
Слава вернулся и бросил мне на колени бутылку воды. Холодную. Добежал до магазинчика. Спринтер!
— Спасибо, — я отхлебнула воды. — А тапочки?
Хотела пошутить, но он ответил серьезно:
— Тапочки в багажнике. Дома примеришь.
Я не удержалась от новой благодарности.
— Яна, у тебя все хорошо?
— Прости, устала просто… Это все Алла со своим козлом. Думала про них всю дорогу…
— Что у них теперь?
Слава не опустил очки на нос, хотя и взялся уже за руль. Я глотнула еще воды.
— Да все то же…
— Ну так у нее всю жизнь все то же. Чего вдруг ты стала ее сопли так близко к сердцу принимать?
— Так жизнь проходит, понимаешь? Сорок лет, а все одно и тоже…
У меня снова затряслись губы. Пришлось прикусить. О ком я только что говорила? Об Алле или все же о себе…
— Ну, девчонки… — Слава растянул слово больше чем нужно, и я сильнее сжала губы. — Я больше не буду никуда вас отпускать вдвоем.
Я ринулась к мужу, впилась ему в плечи, вжалась макушкой в грудь, замотала головой, точно желала просверлить дыру до самого сердца.
— Не отпускай, не отпускай меня больше никуда… — я не плакала, я рычала. — Пожалуйста…
Он снова опустил мне на спину руку, но не погладил, а похлопал. Так… по-дружески.
— Я и не отпускаю, но ты все равно сбегаешь. На цепь тебя, что ли, сажать? Давай, Янка, соберись. А то мать подумает, что я тебя успел обидеть. Давай, Стелла маму улыбающуюся ждет.
Я отстранилась. Даже отпрыгнула. Чуть затылком о дверь не шарахнулась.
— Я что, сучка? Что у меня дочь — собака, а? Или ты вдруг кобелем стал?
Слава покачал головой.
— Ян, ну не надо так грубо… Ну привык так… Ну не получается иначе… Ты мама и все тут. Что, тебе от статуса «хозяйка» легче станет?
Я махнула рукой.
— Поехали уже, собачий папа. Тебе пора к статусу дедушки привыкать…
Слава опустил очки на глаза.
— По факту, ладно? Все по факту.
И вырулил на дорогу. Такую же пустую, как и железнодорожная станция. Зато вылизанную до противного. Как и машина Березова. Ну хоть бы одна соринка где была!
Глава 8 "Когда все дома"
Ёлки, ёлки, ёлки… Вот она Финляндия — глухомань с чистым воздухом и незамутненной озерной водой. И соседями, которые выскочат из-за ёлок, чтобы помахать рукой. У меня в чемодане бутылка кавы и шоколад. Пусть подлечат с женой нервишки в романтической обстановке. А сегодня нервы берегу я.
Встреча с родителями. Молчаливые объятия. Через секунду я уже раскрыла на кухне чемодан и, отгоняя одной рукой собаку, которую наконец отпустил отец, достала бутылки, а потом откатила чемодан в прачечную, чтобы бросить шмотки в стиралку. Половина вещей чистая, но они грязные в моей голове. Все прочь, а пустой чемодан в кладовку. Под замок. Вместе с опасными воспоминаниями.
— Яна, у меня все на столе, — позвала мама.
Я обернулась от раковины, где мыла руки. Ну вот какого фига — знает же, что я пойду с дороги в душ. Напомнила об этом и пообещала поторопиться. Черт, я никогда не тороплюсь в душе. Я люблю горячую воду. Люблю безумно.
— Хочешь сауну нагрею? — перехватил меня у лестницы муж.
Вот он знает мои вкусы. Но, увы, время спать. Какая сауна!
— Завтра.
Если я ее к тому времени захочу. Сейчас мне нужна вода, полотенце и крем для лица. Кожу стянуло от вымученных улыбок. Хорошо, что я весь день в дороге, и потому мои гримасы не вызывают вопросов. Вопросы есть только у меня к самой себе. И к мужу:
— Что ты тут делаешь?
Вопрос, конечно, глупый. Почему ему не быть в собственной спальне? Это для меня лучше, если бы он терпеливо ждал меня за столом. Я мокрая, в одном полотенце… А у него и так все на лице написано.
— Тебя жду…
Я сильнее подтянула полотенце к шее, и оно безбожно оголило ноги. Хрен редьки не слаще. Для него. К своему ужасу, я абсолютно ничего не почувствовала. Не дрогнул ни один мускул. А нервы натянулись настолько, что гудели — назойливой мухой в ушах. О ночи без содрогания при таком раскладе думать нельзя: ведь ничего не дрожит… Я точно из камня или изо льда. Или из тряпки… Надеюсь, просто устала. И это пройдет. Обязано пройти!
— В датском королевстве неспокойно?
— Да черти что с твоей матерью… И не ругаемся открыто, и электричество можно от нее вырабатывать. Может, у нее что болит? Не говорила?
Я мотнула головой.
— Я уже Игоря спросил, может, бессонница у нее… Но ты же знаешь, твоего отца пушкой только будить. Но знаешь…
Я подняла голову… И грудь поднялась вместе с ней.
— Я с твоей матерью впервые согласился — не надо было отпускать тебя с Аллой.
Сердце на секунду перестало биться.
— А ей-то какое дело…
Слава усмехнулся и склонил голову на бок.
— Ну… Она не любит твою подружку… За то, что та нас покрывала…
— Двадцать пять лет прошло! — голос мой дрожал.
— Сама сказала, ничего не меняется… Надеюсь, теща успокоится. Дочка вернулась жива и здорова. И обещала больше никуда с подружкой не ездить. Обещала?