Неизвестная война

В принципе, можно считать лихой наскок разведкой боем, но лучше бы таких «разведок» поменьше.

После отступления к комбригу подбежал Тякишев и несколько моряков. Ишь ты, живой. Но лучше бы тебе, горе-командир, там и остаться.

– Кто разрешал? – рыкнул матрос, вытаскивая из кобуры маузер. – Кто позволил самовольничать? Здесь командую я! Расстреляю!

Вот тут пришлось вмешиваться мне.

– Отделение охраны, ко мне! – рявкнул я, и моё подразделение, даже не поняв, что ими командует не отделенный, подскочило ко мне.

Подойдя к Тякишеву, я снял с плеча винтовку, взял на прицел командира десанта и объявил:

– Товарищ Тякишев, именем ВЧК вы арестованы!

– Что? Какое ВЧК? – вскипел моряк, а я негромко приказал:

– Отделение. – Убедившись, что меня поняли правильно и мои бойцы уже вскидывают винтовки, а к нам стягивается бригада, закрывая нас от революционных матросов, продолжал: – Повторяю – вы арестованы. Если не уберёте оружие, я вас здесь расстреляю.

У Тякишева хватило ума убрать маузер. У его подчинённых тоже.

– Кто такой? – спросил Тякишев.

– Сотрудник Особого отдела ВЧК Аксёнов, из Москвы, – представился я, не кривя душой и не сказав ни слова лжи. – Товарищ Тякишев, вы арестованы и отстранены от должности. Командование переходит к товарищу Терентьеву, комбригу восемьдесят девятой стрелкой бригады.

Кивнув отделению охраны, чтобы забрали командира десанта и отвели на пароход, я мысленно хмыкнул. А я ведь не знаю, имею ли право отстранять командира десанта, или это прерогатива комиссаров? А и чёрт-то с ним, да и со мной тоже. Дай дураку волю – загубит всех, и Яренск не возьмём. Пусть под трибунал отдают за самоуправство.

В это время комиссар Спешилов уже отыскал тутошнего комиссара отряда – тоже из балтийцев. Комиссары-то между собой познакомились ещё накануне.

– Комиссар отряда Шустов, – представился он. – Товарищ Аксёнов, я одобряю ваш приказ. Тякишев командовал очень бездарно, подставив людей под пули.

У меня малость отлегло от сердца, а Шустов грустно сказал:

– Моя ошибка. Тякишев был хорошим командиром взвода, решили его поставить командовать десантом. Думали, справится. Вот, неудачно поставили.

И что тут сказать? Всё, что я мог бы сказать, флотские товарищи сами себе сказали.

– Что вы собираетесь сделать с Тякишевым?

– Пока посидит в трюме, вернёмся в Котлас, отдам его непосредственному начальству, пусть само с ним разбирается. А мне он ни к чёрту не нужен. Сам я его расстреливать не имею права, а в Москву тащить – кому он там нужен?

Флотский комиссар был удовлетворён ответом. Верно, не хотел, чтобы его «братишку» расстреливали чужие люди, а желал сам с ним разобраться. Пускай.

Пока мы тут разбирались и препирались, подтащили и трёхдюймовки. Лучше бы что помощнее, но и эти сойдут. Комбриг уже раздавал команды артиллеристам, уточнял с теми боевые позиции.

– Бах! – выкрикнула первая пушка.

– Бух! – повторила вторая.

А потом третья, четвёртая и пятая принялись стрелять по подступам к Яренску, подавляя пулемётные точки, а некоторые снаряды долетали до домов.

– За мной! В атаку! – закричал комбриг, поднимаясь во весь рост.

– Ура! – дружно закричали мы, атакуя белых.

Один из пулемётов всё-таки уцелел и затарахтел, когда мы были уже на половине пути. Но один – это всё-таки не четыре. Да и пулемётный расчёт, судя по всему, хоть немного, но пострадал от разрывов.

А дальше пошло то, что любят показывать киношники, но терпеть не могут солдаты – началась рукопашная. И не наши с немцами, а русские с русскими.

Я только один раз в жизни участвовал в рукопашной, если можно назвать этим словом схватку с восставшими мужиками. Как учат друзья-наставники, необходимо выбрать себе цель. Ага, есть. Парень примерно такого же возраста, что и я, в шинели с погонами, ловко ударивший прикладом одного из матросов, а теперь метящий штыком в мой живот. Так, отбить, а потом, воспользовавшись замешательством, ударить самому. Ишь, ловкий какой! Не просто увернулся, а ещё и меня едва не зацепил. Значит, будем играть не по правилам!

Вместо того, чтобы бить прикладом, я пнул парня ногой между ног, чего он точно не ожидал (зря, между прочим). Он не согнулся, но сморщился, а рука, державшая оружие, на какой-то миг ослабила хватку. Вот, а теперь мой штык, и не в грудь, как положено, а в глаз. Тьфу ты, как чавкнуло…

А что у нас там? А там мой друг Витька, наш комиссар и орденоносец, отмахивается от штыка наганом! Надолго его не хватит, а добежать не успеваю. А, будь что будет!

Я метнул винтовку, словно копье, и штык воткнулся между лопаток, на которые была натянута шинель с погонами прапорщика. Ух ты, даже не знал, что так можно! А теперь быстро, двумя прыжками, схватить винтовку, пока сам не стал чьей-то лёгкой добычей.

– Вовка, спасибо, – едва выговорил комиссар.

Ах ты, собака такая, знаешь ведь, что я терпеть не могу, если меня называют Вовкой. Ладно, сегодня прощаю. Да, а в царской-то армии положен Георгиевский крест за спасение командира.