Неизвестная война

– Что девочка-то говорит? – поинтересовался я. – Узнает кого?

– Не знаю, не спрашивал. Старуха увидела – идёт Катька, сама не своя, юбка порвана, грудь наружу. Ну, что тут ещё подумать? А девка сразу в сарай, за верёвку схватилась. Хорошо бабка подбежала, отобрала. Катька только и сказала – мол, трое их было. Солдаты.

Про то, что солдаты, можно и не уточнять. И так ясно.

– Я как-то в Яренске землю под вырубку отводил, там похожая история была. Жених у одной девки до свадьбы просил, она не дала, так он разозлился, с дружками подкараулил, и изнасиловали. Девка в прорубь кинулась, а парней всех насмерть забили.

Я даже не стал говорить о недопустимости самосудов, язык не повернулся. Но изнасилование, как говаривал мои друг-полицейский, начальник отдела по расследованию преступлений в сфере половой неприкосновенности, – самое поганое дело. И доказывать трудно, а если запустили маховик машины, и вовсе пиши пропало. Он в своё время, посмотрев фильм «Ворошиловский стрелок», заявил, что до суда это дело точно было бы не довести – все улики потерпевшая уничтожила, из всей доказательной базы остались только её слова, да признания подозреваемых, данные под давлением.

Девушка лежала пластом на кровати, укрывшись с головой одеялом. Рядом с ней сидела пожилая женщина.

– Маша, это следователь, – представил меня старик. Мне он сказал: – Мария Ивановна, супруга.

– Видите, мы с вами почти тёзки. Вы – Ивановна, а я Иванович. Меня Владимир Иванович зовут, можно Владимир. Как девочку-то зовут?

– Катериной, – ответила Мария Ивановна.

– Она после происшествия так и лежит?

– Так и лежит. Отходить от неё боюсь. Сказала, что жить больше не хочет.

По опыту знаю, что хуже нет, если потерпевший «уходит в себя». И психолога у меня нет, чтобы вывести Катю из этого состояния, а самое главное – нет времени. Может так статься, что завтра бригада уйдет в бой, и что тогда? Потому-то расследование преступлений в военное время и представляет сложность, что перемещаются люди, меняется обстановка.

– Василий Филиппович, а у вас баня есть? – спросил я.

– Баня? – удивился старик.

– Так есть или нет?

– Есть, конечно, как же нам без бани? А зачем это? – ещё больше удивился землемер.

Не отвечая хозяину, я повернулся, присел на кровать Катерины, засунул руку под одеяло и нащупал пятку.

– В-в-в-и-и-у-ух! – заверещала девчонка.

От визга девчонки дед с бабкой подскочили, а у меня отлегло от сердца. Визжит – жить будет!

– Ты чего делаешь-то, следователь хренов? – вскочил старик и ринулся на меня с кулаками, но был остановлен Марией Ивановной.

Похоже, хозяйка поумнее супруга или догадливей.

– Шёл бы ты, Василий Филиппович, баню топить, – велел я.

Послушал бы меня эксперт, схватился бы за голову – следователь предлагает уничтожить следы преступления, вместо того, чтобы взять образцы спермы. Ага, и генетическую экспертизу я делать не собираюсь, и исследовать половые органы девушки на наличие механических повреждений тоже не стану. И даже брать у всей бригады кровь на анализ не буду!

– А баню зачем? – не сразу понял старик, но хозяйка подняла его с места и принялась выталкивать из дома, приговаривая: – Иди, там воды почти половина бака, охапку дров бросишь, больше нам и не надо. Владимир Иванович дело говорит – надо девку в чувство привести, грязь с неё смыть!

Старик ушёл, продолжая что-то бубнить под нос, а я опять повернулся к девушке.

– Кать, ты кого-то из этих мерзавцев узнать сможешь?

– Н-нет, – отозвалась девчонка из-под одеяла. – Они на меня сзади накинулись, юбку задрали, на голову натянули. Но их всего трое было, я голоса слышала. И ещё, менялись они…

Катя заплакала. Это лучше, нежели бы она просто лежала как бревно. Немного подождав, пока девушка порыдает, спросил:

– А ты с какими-нибудь солдатами разговаривала? Сегодня, а может, вчера или позавчера?

Девушка на какое-то время перестала плакать.

– Не помню. Ой, нет, вчера ко мне два солдата подходили, я как раз от ручья шла. Сказали – вот, мол, девка красивая, работящая. Ещё спросили – часто ли сюда хожу. Я и ответила – мол, когда как, но днём надо картошку копать, так вечером постирушки устраиваю, каждый день прихожу.

Пока мы разговаривали, пришёл хозяин.

– Вода нагрелась, а париться-то не надо, да? – посмотрел он на супругу.

– Не надо, – засуетилась та, принимаясь тормошить Катю. Кивнула мужу: – Вы бы в другую комнату шли, мы с девочкой в баню пойдём.

– Кать, ты пока грязь смываешь, вспомни, с кем разговаривала, ладно? – попросил я.

Пока бабушка отмывала Катерину, хозяин дома, немного отошедший от беды, поил меня чаем с сухарями и рассуждал, что теперь делать с внучкой. Решив, что можно отправить либо в Архангельск, либо в Вологду, повеселел.

Вернулись женщины. Катька уже не выглядела покойницей, порозовела.

– Вспомнила! – заявила она с порога. – У одного зуба спереди нет, он, когда говорил, слюной брызгал. А у второго щетина, и на фуражке козырёк сломан.

– Если увидишь, опознать сможешь? – поинтересовался я.

– Смогу, – уверенно кивнула девушка. – Только как я на него глядеть-то стану?