Неизвестная война

О северном нашем герое
Потомство вспомянет всегда,
О том, как погиб он на фронте
За Красное знамя труда…

Кажется, Хаджи-Мурат уже кипел похлеще самовара или паровозного котла с сорванным клапаном.

– Так зачэм вы приэхал? – рявкнул он так, что заржали перепуганные кони, а бойцы подскочили на месте.

– Хаджи-Мурат, ты же умный человек, неужели не догадался? – спросил я, делая вид, что несказанно удивлён. – Мы тебе жизнью обязаны, и не один раз, а целых три. Ты нас от голода спас – это раз; от болезни – два; а ещё от пожара – это три. Нам с тобой по гроб жизни не рассчитаться. Мне бы, с моими товарищами, тебя с твоими ребятами хотя бы разочек спасти, но не выйдет. И воевать против своих мы не станем. Стало быть, остаётся нам вместе с тобой и остальными умереть, вот и всё.

Хаджи-Мурат опять начал наматывать круги по двору. Наконец, не выдержав, остановился. Вложив в рот два пальца, свистнул так, что заложило уши.

Видимо, в отряде разбойничий свист был сигналом для сбора. Командир дождался, пока бойцы соберутся, положил руку на эфес сабли и сказал:

– Моя голова так думает – нада в Пинегу ехат, с комбригам мирытся. Сэйчас обэдат будэм, патом канэй сэдлат. Разайтыс.

Я с облегчением перевёл дух. Ну, слава тебе господи. И про обед – это совсем правильно.

Глава 7. Войско на привале

Я торчал в Пинеге уже неделю. С одной стороны, немного грустно, что в Москве обо мне забыли, с другой – мне здесь нравилось. В кои-то веки можно просто есть, спать и не думать, какую подлянку подкинет жизнь в ближайшие два часа. Щедротами моих квартирных хозяев я немного отъелся, согнав с себя тюремную и болезненную худобу. Стараниями бригадного комиссара и моего нового друга Виктора, заполучил новенькую гимнастёрку, галифе, шинель и даже сапоги. Вот теперь стал похож на человека. Я даже раздобыл себе оружие. Увы, браунинга не отыскалось, пришлось брать револьвер. Но и «наган» – неплохо, а не то без оружия я чувствовал себя голым. Привык, понимаете ли.

После нашего триумфального возвращения с отрядом Хаджи-Мурата, который принёс торжественное извинение командиру бригады, мой авторитет среди командования изрядно вырос.

Мне дали время оклематься после болезни, и я отказываться не стал, хотя другие товарищи были уже в строю. Подозреваю, что командиры просто не представляли, к какому делу меня приставить, хотя дело бы и нашлось. Особист, один на всю дивизию, мотался по территории, сопоставимой если не с Францией, то с Чехией вкупе со Словакией, и помощник ему бы не помешал, но трогать человека из Москвы, ожидающего приказа, не решился.

Но всё-таки, отчего нет вызова из Москвы? Потом до меня начало доходить, что сейчас ни Кедрову, ни, тем более, Троцкому, не до меня. Боюсь, им даже не до Архангельска. В сентябре девятнадцатого года Вооружённые силы юга России начали наступление на Москву. Точные даты уже не помню, но где-то числа пятнадцатого или семнадцатого сентября Деникин возьмёт Сумы, Старый Оскол. Потом падут Курск и Рыльск.

В Москве нынче паника. Уже создаётся подпольный комитет партии, правительство планирует эвакуацию в Вологду.

А на Востоке адмирал Колчак тоже начнёт наступление, отбросит красных (то есть нас!) от реки Тобол.

Троцкий, скорее всего, мечется по фронтам, организуя новую линию обороны, латает дыры, перебрасывает с одного места на другое полки и дивизии, а Кедров, вполне возможно, участвует в отборе сотрудников, которых оставят в Москве для диверсионной работы.

Мне чуточку легче, так как я знаю, что наступление Деникина на Москву и Колчака на Восточном фронте – это последние удачи Белой армии. И там, и тут наступления будут отбиты, а звезда Белого движения начнёт стремительно закатываться.

Парни из бригады переживают, что наступление на Архангельск остановлено, но почему это сделано, не понимают. Но кое-кто – например, Виктор Спешилов, комбриг Терентьев – кстати, бывший подполковник – догадываются, что снова начнут перебрасывать части с Северного фронта на Восточный и Южный, оставив здесь некоторое количество, чтобы армия Миллера не слишком наглела.

И впрямь, начали перебрасывать. Только не на восток или юг, а на северо-запад, под Питер. Там, «для полного счастья», началось наступление Юденича. Из нашей дивизии половину личного состава отправили на Петроградский фронт, оголив и без того куцые участки обороны. Бригадная структура пока оставалась, но если реально – она уже не нужна. Куда годится полк, если в нём наличествует восемьсот штыков, а в батальонах по двести-триста человек? Да если взять целиком нашу доблестную дивизию, то по обычным меркам она едва тянула на полк.