Неизвестная война

– Ну и ну, – покачал головой Кругликов. – Не хвастался. Помню, что в декабре товарищ Смирнов на заседание коллегии ВЧК приезжал, собирал он нас потом на совещании, а про подавление мятежа ни слова не сказал.

Игорь Васильевич мог не рассказывать подчинённым о своём участии в подавлении Шекснинского мятежа из скромности. Дескать – съездили, мужиков постреляли, чем тут хвастаться? Но вполне возможно, что ему не хотелось признаваться в том, как его, высокопоставленного сотрудника, выдернули ночью из кровати, дали винтовку и отправили воевать, словно простого бойца. Ладно, будем считать, что из скромности.

– Андреем меня зовут, – протянул мне руку начальник Особого отдела Шестой армии. – И давай меня тоже на «ты».

Похоже, Смирнова он и в самом деле уважал, а теперь и я для него не совсем чужой человек.

– Владимир, – представился я.

– В общем, Владимир, можешь подождать, когда твой шифр в Москву перешлют, но смысла не вижу. Я уже месяц донесения шлю, а все ответы приходят только на следующий день. Как думаю – с утра секретариат все донесения по отделам разносит, начальники и все прочие читают, а уже потом разбираются – о чём нужно Дзержинскому доложить, а с чем и сами способны разобраться.

– Тоже верно, – согласился я, поднимаясь.

– Ты где остановился-то? – поинтересовался особист. – Может, дать направление в наше общежитие? Отдохнешь малость, у нас столовка есть. Кормят, правда, одной вобляжьей похлёбкой, но всё лучше, чем ничего.

– Вобляжьей? – не понял я. Потом дошло: – А, суп из воблы, карие глазки.

– Так чего, направление выписывать?

– Да я лучше в бригаду пойду. Ребята волноваться станут. Ещё по Вологде хотел пройтись.

– А чего по ней прохаживаться? – удивился Кругликов. – Вологда как Вологда. Ну, сам смотри. Если что, в Красные казармы – твоя бригада ведь там, больше негде – гонца пришлю.

Пожав начальнику Особого отдела руку, я пошёл прогуляться. Не станешь же объяснять, что мне хотелось сравнить Вологду девятьсот девятнадцатого года с Вологдой двадцать первого века. В прежние наезды сюда было не до того.

И вот я иду на Соборную площадь. Нет ещё здания университета, возле храма Александра Невского нет памятника Батюшкову, «пасущему лошадь», нет уродливых павильонов для туристов. Словом, много чего нет. Но эта, провинциально-патриархальная Вологда меня малость разочаровала. Да, храмов побольше, каменных зданий поменьше, но и чистоты меньше, и какая-то убогость присутствует. Та Вологда, что я видел в моём прошлом, а здешнем будущем, мне нравится больше.

Пошатавшись по центру, полюбовавшись на уток – в две тысячи двадцатом году они тоже наверняка тут плавали, клянчили хлеб, – я вышел на мост, вспоминая, что когда-то можно было сесть в троллейбус номер четыре, чтобы тот за пять минут довёз меня до нужного места, а теперь придётся шлёпать с полчаса, если не больше. И не свернуть в какую-нибудь уютную кафешку, чтобы попить кофе с пирожным.

Прошёл почти половину пути, как вдруг услышал за спиной приближавшийся стук копыт.

– Товарищ Аксёнов? – услышал я. Обернувшись, увидел верхового в военной форме.

– Так точно.

– Вас в Особый отдел. Товарищ Кругликов приказал – срочно. Вот, садитесь. – Всадник спешился и подвёл ко мне коня. – Коня у крыльца оставьте, только привязать не забудьте.

Глава 10. В Москву, в Москву!.

Поезда из Вологды в Москву по-прежнему ходили один раз в неделю. Ближайший отправлялся через два дня, но если шибко приспичит, можно отыскать и транспорт, и всё прочее. Приказ особого отдела ВЧК для армейского отдела – закон, который нужно выполнить немедленно, потому Кругликов утром нашёл для меня оказию. Подозреваю, что если бы её не подвернулось, начальник Особого отдела Шестой армии отправил бы в Москву паровоз с одним вагоном. Или один только паровоз. Уж как-нибудь я разместился бы в кабине машиниста.

«Оказия» выглядела интересной – паровоз с тремя арестантскими «столыпинскими» вагонами. Не знаю, кого понадобилось пересылать в столицу и для чего, не стал и спрашивать. Если столица требует, значит, ей эти люди сильно нужны. В Москве, небось, тюрьмы давным-давно переполнены, и лишние арестанты ни к чему.

Теплушку часто путают с вагонзаком, потому что в ней есть перегородка, разделяющая вагон. На самом-то деле такие вагоны предназначались для переселенцев, отправляющихся в Сибирь или на Дальний Восток во времена Столыпина. Предполагалось, что в одной половине поедут люди, а в другой – скот. По центру – печка-буржуйка. Кстати, всё очень рационально. Оказавшись на новом месте, в ожидании собственного дома вагон можно использовать для жилья. Подозреваю, их и использовали, и где-нибудь стоят целые посёлки, собранные из таких теплушек.