– Не похож ты на добровольца РККА, – с насмешкой сказал я. – Я в каторжной тюрьме сидел, на Мудьюге. Слыхал про такой? А, слыхал, молодчага. Так у нас надзиратели были вроде тебя. Тоже у заключённых пайки тырили да сами сжирали. Ты, боец, не из белых ли надзирателей переметнулся?
– Да я, да Христом-богом клянусь, из рабочих я, – торопливо начал креститься боец Филимонов. – Я до ерманской войны крестьянствовал, хотя больше по умственной части – цифры люблю, а с четырнадцатого года по восемнадцатый на механическом заводе служил, в городе Никольске, у купца Степанова, мироеда проклятого, а с восемнадцатого в Красной армии! Да хошь кого спросите, меня и в деревне моей, и в Никольске каждый знает.
Ясно вдвойне. Филимонов, скорее всего, из приказчиков, не из городских, а из сельских, а в город уехал и на завод поступил, чтобы в армию не призвали.
– Вот что, боец Красной армии. Такие, как ты – позор для РККА. Так уж и быть, не стану я тебя расстреливать за мародёрство, пулю жалко тратить, но рапорт на тебя напишу, пускай твой начальник меры примет. За грабёж, – добавил я с мстительным удовольствием.
– Какой грабёж? – ошалел Филимонов. – Я же у контрика пайки хотел забрать, отрицать не стану, а где тут грабёж?
– Грабёж – открытое хищение чужого имущества, – сказал я, старательно проговаривая слова, чтобы боец проникся ответственностью и страхом. – В данном случае эта пайка принадлежала не контрреволюционеру, а государству, а уж кому предназначалась – государству виднее. Если Советская Россия пожелала хлеб и воблу контрикам дать – её право. Воля республики – это закон. А ты попытался у всех на глазах – открыто, значит – эту пайку похитить. Стало быть, ты не контрика, а Советское государство хотел ограбить, понял?
Конвоир Филимонов лишился дара речи. Кажется, он близок был к инфаркту. Ладно, пока хватит, и так заключённые уставились. Филимонов хоть и скотина, но это наша скотина. Мне даже стало немного неловко, что устроил разнос на глазах у классового врага.
Один из арестантов, в шинели с содранными погонами, с интересом прислушивавшийся к разговору, вскинул глаза, и мы с ним встретились взглядами. Тот случай, когда говорят «зацепились». А глаза могут сказать много. М-да, а вот этот парень определённо бывал в атаках, чтобы лоб в лоб, и в штыки. Не уверен, что справился бы с таким. Крутой волчара, матёрый! Встречу такого на поле боя – застрелю. Да что там, я ему в спину стрельну, без малейшего угрызения совести. И если прикажут, в расстрельную команду встану. Но пайку у арестанта не отберу.
И, судя по его глазам, он тоже кое-что узрел и понял, и тоже с удовольствием пристрелил бы меня, если бы смог. Именно меня, а не охранника, пытавшегося украсть его пайку.
Стало противно, и я убрался наверх. Есть не хотелось, хотя товарищи из Шестой армии снабдили пайком – две пресловутые воблы и полфунта чёрного хлеба.
Вагон потряхивало, но стало светлее, и уже можно было читать. Спасибо, друзья-чекисты снабдили в дорогу газетами.
Самая первая, разумеется, газета родного Северного фронта – «Наша война». Что там пишут? А пишут всё то же самое, что я уже читал в течение последних месяцев «Крестьяне Севера – все на борьбу с поработителями!», «Все как один на защиту Севера!». О, а здесь небольшая заметка о моём знакомом джигите. Оказывается, отряд Хаджи-Мурата Дзарахохова освободил две деревни, расположенные по левому берегу Северной Двины. А я и не знал фамилии горячего командира. Дзарахохов. Не сразу и запомнишь, и выговоришь не с первого раза.
Ещё есть стихи. Автор, именуемый Касьян Безземельный, пишет:
Стихи так себе, но бывали и хуже. А в двадцать первом веке развелось столько графоманов, что сотрудники фронтовой газеты времён Гражданской войны постреляли бы половину, и никто бы этого не заметил.
Ну ладно, а что пишет главная газета вологодской губернии «Красный Север»? Кстати, когда уезжал, она ещё называлась «Известия Вологодского совета рабочих и солдатских депутатов». Интересно, а череповецкую газету тоже переименовали?
А пишут всё то же самое – про Северный фронт, про продразвёрстку, про загнивание мирового капитализма и международное рабочее движение, предрекающее мировую революцию.