Неизвестная война

– А что тут скажешь? – пожал я плечами. – По-моему, у девушки просто обморок. Пыталась у тебя сумочку выхватить, переволновалась, а тут ещё по голове получила. Возможно, что и не ела несколько дней.

– Знаешь, вполне возможно, – согласилась Наталья. – И что с ней теперь делать?

– Пусть полежит немного, отдохнёт. Потом следует чем-нибудь её покормить, только чуть-чуть, и пусть идёт.

– И куда она пойдёт?

Вопрос, что называется, риторический. Куда потом пойдёт девушка, я не знаю. Скорее всего, обратно на улицу, где опять начнёт подворовывать, или делать ещё что-то такое, за что милиционеры отправляют в концлагерь.

– Я завтра позвоню в Наркомпрос, уточню – куда нам пристроить девочку. Есть школы-коммуны, куда берут детей-сирот.

– Если возьмут, – выразил я сомнение. – Девушке, судя по всему, лет семнадцать, если не восемнадцать.

– Думаешь? – хмыкнула Наталья, но, присмотревшись, кивнула: – Да, ты прав. В школу её уже не возьмут. Ладно, а чем её покормить?

– Бульона у нас нет, жидкую кашу мы тоже не сварим, но можно дать кипятка и сухариков, – предложил я.

– А подойдёт? – выразила сомнение Наталья.

Я только кивнул. Не говорить же, что знаю по личному опыту, тем более, что ничего другого у нас всё равно нет.

Наталья Андреевна ушла кипятить чай. Вроде говорила, что в её номере есть примус и чайник.

Присев на край кровати, я посмотрел на девушку и спросил:

– И долго ещё притворяться будешь?

Реснички чуточку дрогнули, но глаз девушка не открыла.

– Жаль. Придётся тебя в ВЧК сдавать.

Упоминание о ВЧК сделало своё дело. Глаза открылись сразу.

– За что в ВЧК? Что я такого сделала?

– Да ничего ты не сделала, – усмехнулся я. – Или мне лучше на «вы»? Гимназистка?

– Шлюха я. А если точнее, то просто бл…дь.

– Ну, в этой жизни бывает всякое. Сегодня ты гимназистка, завтра, как ты говоришь, бл… дь, а послезавтра опять пойдёшь наверх, – философски заметил я.

– А ты сам-то кто? – поинтересовалась девушка.

– Чекист, – ответил я, не видя смысла врать.

– Значит, ты тоже бл…дь, если не хуже.

– А что ты имеешь против бл…дей? – усмехнулся я.

И что, пускаться в идеологические споры с гимназисткой, ставшей проституткой? Тем более, что у нее есть какие-то счёты с нашим братом. Вполне возможно, что арестовали или расстреляли кого-то из близких. От хорошей жизни жить на улицу не идут.

– А что я могу иметь против, если сама бл… дь? – огрызнулась девушка.

– Ты для начала бы другой термин использовала, – предложил я. Подумав, сказал: – Да, хотел у тебя извинения попросить.

– За что?

– За то, что тебя ушиб, – пояснил я. – Это я тебе в голову револьвером попал.

– Револьвером? – протянула девушка. – Ну и дурак. Лучше бы ты меня застрелил. Всё легче бы подыхать, чем так, от голода.

– Ты сколько времени голодаешь? – спросил я.

– Дня три уже. Может, четыре.

– Четыре? – усмехнулся я. – Если всего четыре, тогда лучше помалкивай и не скули. Мне как-то почти месяц пришлось голодать, думал, сдохну. А ты из-за каких-то четырёх дней нюни распустила.

– Нюни распустила? – возмутилась девушка. Она даже приподнялась с постели, отчего сползло одеяло и обнажилась маленькая грудь. Спохватившись, гостья запахнулась и продолжала: – Да знаешь, что у меня мать от испанки умерла, а отца ваши чекисты расстреляли? Мой брат в прошлом году убит, он у Колчака ротой командовал! А мне себя за кусок хлеба продавать приходится.

– Давай-давай, накручивай, – поддержал я. – Скажи, что ты такая несчастная, что вся из себя гимназистка, древнегреческий и французский для тебя как семечки, что на работу пыталась устроиться, а не взяли, что вся твоя жизнь коту под хвост, что дальше тебе жить не стоит, раз ты шлюха. Может, я ещё и поплачу, пожалею. Видела когда-нибудь плачущего чекиста?

– Сволочь ты.

– Не повторяйся, – укорил я девушку. – Сволочь – это уже было.

– Сволочью я тебя ещё не называла.

– Не называла? Ну, тогда ладно.

Какое-то время девушка молчала. Потом хмыкнула:

– Странный ты какой-то, товарищ чекист. Скажи лучше, вы меня вместе с этой тёткой трахать собрались?

– Тебя для начала покормить надо. Иначе – начнём трахать, а ты загнёшься. Труп придётся под кровать прятать или в окно выкидывать. Возись тут с тобой.

Неожиданно девушка захохотала. Может, истерика? Но нет, отсмеявшись, успокоилась.

– Нет, ты все-таки странный. Смешной.

– Это точно, смешной, – не стал я спорить. – Но ты подожди смеяться, береги силы. Сейчас эта тётка, как ты говоришь, – её, кстати, Наталья Андреевна зовут, – тебе поесть принесет. Вот поешь, тогда и хохочи.

– А как поем, ты меня трахать станешь?

– У тебя что, нимфомания? – раздражённо спросил я. – Через каждое слово – трахать да трахать. Уже достала!

– Извини, – потупилась девушка. – Не привыкла я, чтобы меня просто так кормили. Каждый раз, если кормят, отрабатывать приходится.

Хотел ей сказать – а ты как хотела, голод в стране, за просто так никто едой не поделится, но не стал. Те, кто использует таких вот девчонок, не голодают. Подавив в себе желание погладить девушку по голове, пожал плечами: