Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

В известном русском композиторе Модесте Петровиче Мусоргском, что, вероятно, свойственно многим талантливым людям, рядом с гениальностью соседствовала и чрезмерная мягкость характера. Скромность и мягкотелость Мусоргского порой были до того неуместными, что превращались из достоинств в порок, которым нередко пользовалось его ближнее окружение. Так, принадлежавшую ему долю отцовского имения он подарил Евгению. В свое оправдание он говорил: «Брат женат, у него дети, а я никогда не женюсь и могу сам пробить себе дорогу». В результате остался в нищете. Известный славянофил Тертий Филиппов, к тому же достаточно обеспеченный человек, решил помочь композитору и предложил ему место в канцелярии. И, как это ни странно, Модест Петрович много лет проработал в этой скромной должности…

А вот еще один пример, который подтверждает чрезмерную мягкость в характере Мусоргского. Однажды певица Леонова в свой бенефис решила исполнить две сцены из «Бориса Годунова», но при этом должна была заплатить автору «разовые». Будучи уверенной, что композитор, если его попросить, денег не возьмет, она отправилась к Мусоргскому. И в своих предположениях певица не ошиблась: он практически сразу отказался от гонорара. И еще благодарил ее. Причем этот случай человеческой скупости и щедрости известен не со слов завистников Леоновой, а из ее воспоминаний. Скорее всего, певица была уверена, что композитор и впрямь должен был ее благодарить.

Эта чуть ли не патологическая податливость чужому влиянию имела для композитора почти трагические последствия. В отрочестве, пятнадцати-шестнадцати лет, в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров он попал под влияние разгульных старших товарищей и начал пить.

Через несколько лет Мусоргский «начал проводить время до раннего утра в трактирах и ресторанах за рюмкой коньяка один или в компании вновь приобретенных знакомых. Обедая со мной или общими друзьями, он отказывался от вина, но позже к вечеру видели его в трактире “Малый Ярославец”, – вспоминал Н. Римский-Корсаков. – Будучи еще на службе в Преображенском полку, пил горькую так, что просить его вперед за три недели об участии в концерте, не зная, будет ли он вменяем в это время, все равно ни к чему. С одной стороны, горделивое самомнение его и убежденность в том, что путь, избранный им в искусстве, единственно верный; с другой – полное падение, алкоголизм и, вследствие этого, всегда отуманенная голова». В это же время Модест Петрович все чаще в разговорах стал употреблять жаргонное словечко постоянных посетителей дешевых трактиров: «проконьячиться».

В 1865 году, в возрасте 26 лет, Мусоргский погрузился в длительный запой. Причиной его стала смерть матери. В результате этого эксцесса композитор перенес и первый алкогольный психоз, обозначенный в его скорбных листах (истории болезни), как «Delirium tremens» (белая горячка). Более того, начиная с этого времени хронический алкоголизм черной тенью шел рядом с Мусоргским все последующие годы его жизни. Порой, находясь в длительном запое, композитор даже продавал мебель и одежду.

А в один из запоев композитора, снимавшего частное жилье, вскоре выселили за неуплату. И Мусоргский переехал жить в дом одного своего давнего товарища – отставного офицера и обедневшего помещика П. Наумова. Здесь алкогольная зависимость композитора проявилась с новой силой. В своей книге воспоминаний «Далекое и близкое» И. Репин пишет о нем: «…Невероятно, как этот превосходно воспитанный гвардейский офицер, с прекрасными светскими манерами, остроумный собеседник в дамском обществе, неисчерпаемый каламбурист… Быстро распродавал свою мебель, свое элегантное платье, вскоре оказывался в каких-то дешевых трактирах, теряя там свой жизнерадостный облик, уподобляясь завсегдатаям типа “бывших людей”, где этот детски веселый бутуз с красным носиком картошкой был уже неузнаваем».

В 1878 году Балакирев пишет о 39-летнем композиторе Стасову: «…Мусоргский слишком физически разрушен, чтобы стать не тем трупом, каким он теперь…» Тогда же у композитора впервые развивается алкогольный эпилептический припадок. В письме к своему другу поэту А. Голенищеву-Кутузову он пишет: «…с самой весны со мною приключилась какая-то странная болезнь, разыгравшаяся в ноябре настолько сильно, что доктор мой, хорошо знавший меня, приговорил меня только к 2-м часам жизни».

В конце жизни композитора врачи выявили у него болезнь печени, увеличение сердца, воспалительные процессы в спинном мозге. Его лицо приобрело болезненную одутловатость, кожа приняла землисто-серый оттенок, болезненный румянец выступал пятнами.

Но, разрушив плоть Мусоргского, алкоголь тем не менее не смог повредить его композиторский талант. Действительно, хотя уже в продолжение двух последних лет своей жизни он писал редко и мало, но то, что он создавал, ясно доказывало, что никакого упадка таланта не было. Наоборот, произведения его носили на себе отпечаток зрелости и глубины мысли.