Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

К концу лета, проведенного в Тоблахе, Малер приступил к своему роковому произведению. Пометки, сделанные на листах с набросками Десятой симфонии, показывают, с каким упорством ему приходилось бороться против душевного сопротивления, которое сопровождало начало его работы над этой вещью.

«Бес путает меня! Меня охватывает безумие, проклятый! Уничтожь меня, чтобы я забыл, что существую» – такая надпись стоит над Вторым скерцо. Эти фразы создают впечатление, что он был близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. Над ним явственно нависла угроза распада личности и скатывания в психоз. И то, что он вернулся к действительности и не совершил последнего шага под влиянием стремления к смерти, объясняется, по-видимому, лишь быстрым ухудшением здоровья…

20 февраля 1911 года в Нью-Йорке у Малера подскочила температура и заболело горло. Ему назначили аспирин, и воспаление прошло. Казалось, что его здоровье идет на поправку. Но уже через несколько дней температура вновь повысилась. Такие приступы повторялись несколько раз, и у пациента начались нарушения системы кровообращения.

Шли дни. Малер слабел от пожиравшей его лихорадки. Теперь он мог лишь дотащиться с кровати до дивана, а вскоре уже не мог даже встать. Альма, кстати, в это время все еще продолжавшая переписку с Гропиусом, не покидала комнаты смертельно больного мужа, самоотверженно ухаживая за ним. Малер не терпел ни медсестер, ни сиделок, и Альма позвала на помощь свою мать, которая срочно выехала из Вены. Она и дочь сутками, сменяя друг друга, дежурили у постели больного. Но ночную смену Альма не уступала никому.

Так как состояние Малера не улучшалось, консилиум врачей принял решение поручить последующее лечение больного видному европейскому коллеге. Измученный, больной Малер, в сопровождении тещи, жены и дочери с большим трудом пересек океан и оказался в Европе.

Не теряя времени, больного отправили в Париж, где его осмотрел известный бактериолог Андре Шантемесс. Незамедлительно была назначена сывороточная терапия, которая, однако, не принесла положительных результатов. Приступы озноба сопровождались нарушениями кровообращения, вследствие чего пациенту делали инъекции камфары. Периоды, когда у больного пробуждалась надежда, становились все более короткими. На смену им приходило отчаяние и депрессия, и тогда Малер плакал и отдавал распоряжения относительно собственных похорон.

Однако в мае 1911 года, после кратковременного улучшения, состояние Малера катастрофически быстро стало ухудшаться. Из Триеста спешно прибыл профессор Хвостек. Ничего утешительного Альме он не сказал, а лишь подтвердил вывод коллег, что ее муж обречен. Однако профессор несколько успокоил пациента, сказав, что сможет излечить его в Вене и что переезд будет происходить под его личным контролем.

Последним земным пристанищем Малера стало специально приготовленное для него помещение в венском санатории Лёв. О последних днях жизни композитора Альма писала: «Передо мной лежала обтянутая кожей голова с лихорадочными пятнами на лице и несчастное изможденное тело».

Прогрессирующее ослабление сердечной деятельности во все большей степени затрудняло дыхание больного, поэтому приходилось прибегать к кислородным подушкам. Начался отек ног, бороться с которым пытались применением радиевых примочек. В печати с 12 мая, дня его прибытия в Вену, ежедневно публиковались медицинские бюллетени, из которых явствовало, что состояние Малера быстро и резко ухудшалось.

17 мая сознание его затуманилось, начался бред, в котором он выкрикивал имя Моцарта и делал руками дирижерские движения. Наконец, после инъекции морфия, началась агония. В полночь 18 мая 1911 года страдания Малера закончились. Как он и опасался, от его Десятой симфонии остался лишь неоконченный фрагмент.

Глава 5. Нестандартные знаменитости

Феноменальная память великих людей

Порой гениальные художники, композиторы, писатели демонстрируют уникальную способность к запоминанию. Например, знаменитому французскому художнику Гюставу Доре издатель как-то поручил выполнить рисунок с фотографии, на которой был изображен альпийский пейзаж. Но Доре, уходя, фотоснимок захватить забыл. Однако на следующий день он принес абсолютно точную копию фотографии.

Во многом похожий случай произошел с русским художником Н.Н. Ге. Он тоже по памяти совершенно точно нарисовал комнату в одном из петергофских дворцов. «Я в голове, в памяти принес домой весь фон картины “Петр I и Алексей”: с камином, с карнизами, с четырьмя картинами голландской школы, со стульями, с потолком и освещением. Был всего один раз в этой комнате, и был умышленно один раз, чтобы не разбивать впечатления, которое я вынес», – об этом событии писал впоследствии художник.

Уникальной памятью отличались и некоторые гениальные музыканты. Например, Вольфганг Амадей Моцарт. Об этом достаточно убедительно свидетельствует следующий факт из биографии великого композитора.