Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное

М. Л. Слоним о цветаевской страсти к украшениям вспоминал: «Она очень любила красоту. <…> любила эти перстни, серебряные браслеты, которые всегда носила. Это еще осталось от одного юношеского мифа — цыганки. Вообще она любила женские вещи и сама была очень женственна, несмотря на мужской задор»[488]. Дошли до наших дней бусы из кости, коралла и темного камня, видимо, появившиеся у Цветаевой в 1920-е годы[489]; в мемориальной квартире поэта в Борисоглебском сохранился медальон с изображением С. Эфрона и неизвестного (1919 г.), подаренный ей мужем в Берлине в 1922 году[490]. Сохранились бусы горного хрусталя, бывшие для Цветаевой символом Чехии. Ей захотелось иметь чешские бусы в ноябре 1938 года, когда Чехия была захвачена фашистами. Позже, уже в мае 1939 года, она писала А. А. Тесковой: «Нашла два ожерелья, себе и Але — „moraves“ — и чувствую их Вашим подарком. Свое ношу не снимая»[491] Просила Тескову о покупке дымчатого ожерелья из богемского хрусталя. Перед отъездом в Россию с благодарностью сообщала Тесковой: «Уезжаю. В Вашем ожерелье и в пальто с Вашими пуговицами, а поясе — Ваша пряжка. (Всё — скромное и безумно-любимое, возьму в могилу, или сожгусь совместно.) До свидания! Сейчас уже не тяжело, сейчас уже — судьба»[492].

В стихах Цветаева употребляла названия ювелирных украшений и метафорически. В одном из ранних стихотворений — «Зеленое ожерелье» — так поэтично выражено многообразие ярких впечатлений, душевных событий, ждущих в грядущем: «…Не одно ожерелье вокруг наших трепетных пальцев / Обовьется еще, отдавая нас новым огням» (I, 84). Символом красочности будущего выступает хризолитовое ожерелье, зеленое, в цвет глаз Цветаевой один из самых прекрасных камней-самоцветов. Любовь к бусам запечатлена выразительной метафорой в стихотворении «Ты запрокидываешь голову…», обращенном к О. Э. Мандельштаму, определившей поэзию игрой отражений: «Помедлим у реки, полощущей / Цветные бусы фонарей» (I, 254). Большими бусами горят фонарики в стихотворении «Канун Благовещенья…». Метафорический образ монист-бус использован в «Ручьях». Любовь к бусам выражена сравнением: «пуще корольков-своих-бус» в «Царь-Девице». А в «Молодце» — подруги Маруси — «бусинки / Вокруг жемчужинки».

Цветаева разбиралась в самоцветах, например, знала, что «по холоду узнают настоящесть камня» (VII, 502). О кольцах матери А. С. Эфрон вспоминала: «Два серебряных перстня (перстень-печатка с изображением кораблика, агатовая гемма[493] с Гермесом в гладкой оправе, подарок ее отца) и обручальное кольцо — никогда не снимавшиеся, не привлекали к рукам внимания, не украшали и не связывали их, а естественно составляли с ними единое целое»[494]. Сохранилось несколько перстней Цветаевой, например, печатка с сердоликом терракотового цвета; на печатке — гравировки: кораблик в волнах, на другой — якорь, ветвь и монограмма; еще один перстень-печатка с изображением кораблика с надписью: «тебе, моя синпатия»; печатка (сталь, карельская береза), которая, видимо, связана с созданием неоконченного стихотворения марта 1921 года про герб предков — «Попутчик»: «Соратник в чудесах и бедах/ Герб, во щитах моих и дедов / …выше туч / Крыло — стрела и ключ» (II, 11). На перстне — щит, увенчанный короной, на щите: ключ, стрела, крыло[495]. В революцию Цветаева могла купить серебряное кольцо у проходившей мимо цыганки. Украшения на Кузнецком в ювелирном магазине в годы гражданской войны были совершенно недоступны[496]. Во всех пьесах Цветаевой революционного времени фигурируют ювелирные украшения: в пьесе «Червонный валет» «у Дамы огромное черное ожерелье и такие же запястья»[497]. В «Метели» Старуха, воплощающая весь 18 век с его роскошью и красотой, вспоминающая былые времена, тоскующая об алмазных украшениях («Из диамантов — на туфлях — пряжки…», «И в диамантовых звездах — хлыст!»), дарит Даме в плаще перстень с бриллиантом. Кольцо Авроры в «Каменном Ангеле» наделено особыми свойствами: оно «серебряное, как слеза»; Аврора надевает его на руку Ангела. Если «колечко почернеет» — Авроре нужна ангельская помощь. Ангел возвращает Авроре ее волшебное кольцо. Амур пытается снять его, но безуспешно. В финале пьесы Богоматерь приходит на помощь Авроре, когда та читает надпись на кольце. О нелюбви Цветаевой к золоту вспоминала ее приятельница О. Е. Чернова-Колбасина: «…золото, золотой телец, говорила она презрительно, для сытых благополучных и самодовольных» (Поэт и время). В письме к Иваску 4-го апреля 1933 г.: «Хуже золота для меня — только платина. <…> Разве что — золото Рейна!» (VII, 382)