Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное

В январском письме к А. Берг 1938 года Марина Ивановна просила приятельницу помочь в пошиве кожаного пальто, необходимого в СССР, куда она собиралась уезжать. Ей хотелось заказать в Бельгии коричневое: «А пальто мне нужно complètement croise — п.ч. у меня отмороженные колени и для меня мороз — самый большой страх, какой я знаю» (VII, 514). Она просила сшить коричнево-шоколадное пальто, расширяющееся книзу, с полным запахом, длиной в 120 см, с большими накладными карманами, с «буфными» рукавами с широкой проймой, с прямым воротником, чтобы можно было наложить мех, с широким поясом и большой пряжкой, а из остатков ткани задумала берет. Она шила надолго, зная, что лишних денег нет и не будет и собиралась житьдолго: «…самое важное — качество: хочу — лучшее, т. е. самое плотное, п. ч. на долгие годы» (VII, 519). Эти строки о пальто напоминают читателю о юности, о поре, когда Цветаева была счастлива: «Лиленька, у меня новая шуба: темно-коричневая с обезьяньим мехом (вроде коричневого котика), фасон — вот: сзади — волны. Немного напоминает поддевку. На маленькой белой овчине. Мечтаю уже о весеннем темно-зеленом пальто с пелериной»[517]. Марина Ивановна любила коричневый — цветДуши![518] Из Феодосии 21 апреля 1914 г. сообщала сестре мужа, Е. Я. Эфрон, про двухлетнюю дочь Алю: «У нее масса новых — летних и зимних — платьев, сшитых у портнихи и отлично сидящих. Новое летнее пальто из коричневого шелкового полотна, с золотыми пуговицами. Все ей идет. Она хорошо бегает вниз и вверх по горке и ужасно радуется, когда говоришь „Идем гулять!“»[519]. 30^го сентября 1916 года в письме из Москвы в Кисловодск Цветаева, ждущая второго ребенка, просит сестру мужа Лилю купить кавказского сукна: «Цвет лучше всего — коричневый, но скорей отдающий в красное, — неоливковый, нетравянистый. Можно совсем темно-коричневый, строгий. …У меня две шубы, и обе не годятся: одна — поддевка, в талью, другая — леопард, а быть леопардом в таком положении — несколько причудливо, хотя Ася и советует мне нашить на живот вырезанного из черного плюша леопарденыша. <…> Чувствую я себя физически — очень хорошо, совсем не тошнит и не устаю. С виду еще ничего не заметно»[520]. И позже, уже в 1931 году о пристрастии к коричневой одежде: «„Вам коричневый не идет“, да но — я к нему иду: ногами, — руками тянусь»[521].

В 1933 году крылатая и бедная Цветаева заранее с иронией предсказывала свою смерть в стихотворении «Квиты: вами я объедена…», противопоставляя себя сытой, откормленной буржуазии: «А меня положат голую: / Два крыла прикрытием». «Я ГОЛЕЮ» (VII, 523) — словно вспомнив свои стихи, предчувствуя близкий конец, напишет она 21 мая 1938 года Ариадне Берг о продаже обстановки квартиры[522]. «Голение» было и прямым (Цветаева продала зеркальный шкаф, кровать и дубовый стол), и метафорическим, творческим: Марина Ивановна разбирала архив, переписывала стихи и поэмы за 16 лет эмиграции.