Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко

Тут я рассказал ей возможно подробнее, в чём было дело, и, видимо, убедил её. Моё предположение вполне оправдалось. Оказывается, всё тот же тип явился к ней, убедил в неверности мужа, предложил те же неоспоримые доказательства, с той лишь разницей, что просимые пятьсот рублей он пожелал получить от неё немедленно у кухонной двери, после того как у неё не останется сомнений, что муж её на кухне любезничает с прислугой. Эти строгие условия были поставлены самой госпожой Вершининой, боявшейся быть обманутой ловким жуликом. Мошенник, расставшись со статским советником и оставив его на кухне с Катей, помчался к Вершининой и немедленно привез как её, так и сопутствующего ей страха ради её кузена. Царапанием в дверь мошенник дал условный сигнал. Его сообщница громко заговорила о любви к «Игрушке». Госпожа Вершинина была убеждена и, тут же передав мошеннику 500 рублей, ворвалась в кухню.

Примирение супругов было весьма трогательно. Однако, настрадавшись вдоволь, они вскипели негодованием и горячо просили во что бы то ни стало разыскать мошенников. Я обещал попробовать, и не прошло недели, как оба они были арестованы. Попались они довольно просто. Приказав в ту же ночь произвести тщательный обыск на месте действия, я выяснил следующее: в злополучной квартире проживал отставной генерал-лейтенант Дурасов, более двух месяцев отсутствовавший из Москвы. Его квартира, разумеется, оказалась нетронутой. На кухне же сообщница мошенника, поспешно удирая, забыла впопыхах на окне сумочку. В ней, кроме шпилек, зеркальца и губной помады, оказалась квитанция на заказное письмо. По штемпелю мои люди обратились в соответствующее почтовое отделение, где и выяснили, что под номером этой квитанции было отправлено заказное письму в Пензу. Я приказал протелеграфировать начальнику пензенского сыскного отделения Упонеку. Тот справился в местном почтовом отделении, и по рассыльной книге было установлено, что вышеозначенное письмо было получено некой Натальей Михайловной Пушкиной, содержательницей местного шантана. Пушкина предъявила письмо. Оно оказалось от Клары Львовны Елькиной. Последняя просила Пушкину предоставить ей ангажемент, жаловалась на тяжёлую жизнь, просила немедленно ответить и тут же прилагала подробный московский адрес. По получении этих сведений мои люди нагрянули с обыском и арестовали не только Елькину, но и какого-то долговязого субъекта, приметами походившего на «Яго». Впрочем, он им и оказался, так как был признан не только обоими Вершиниными, но и их прислугой. Запираться было бесцельно, и мошенники сознались, отбыв вскоре за свои художества шестимесячное тюремное заключение.

Кража с музыкой

Как-то ранним июльским утром к подъезду здания Сыскной полиции на Гнездниковском[89] подкатил автомобиль. Мне передали карточку, на ней значилось: «Князь Андрей Дмитриевич Z.».

– Просите.

В мой кабинет вошёл высокий стройный мужчина лет сорока пяти с породистым, несколько усталым лицом.

– Покорнейше прошу, садитесь, чем могу служить?

Князь сел и тотчас же заговорил:

– Я, господин Кошко, примчался к вам прямо из своего подмосковного имения и прошу вашей помощи в неприятности, меня постигшей. Дело, видите ли, сводится к следующему: вчера, 11-го июля, вернее, в сегодняшнюю ночь, у меня пропала ценная семейная реликвия, что несказанно меня огорчает. Пропала она при весьма странных обстоятельствах.

Вчера в день именин моей жены состоялся у нас приём. К обеду мы с княгиней пригласили человек семьдесят родни, друзей и знакомых. Вечером наша молодёжь пожелала танцевать, и танцы затянулись часов до 4 утра. Мой скромный деревенский штат прислуги был недостаточен, и моим дворецким было взято в помощь четыре лакея из Английского клуба, из старослужащих. На этот день был нанят военный оркестр Н-ского полка, расквартированного, как вам известно, в Москве. Таким образом, в эту ночь у меня в доме из посторонних незнакомых людей находилось человек двадцать музыкантов-солдат и четверо клубных лакеев.

Оркестр был размещён в прохладной комнате, одной дверью выходящей в столовую, другой – в зал. Направо от последней в углу зала был сооружён открытый буфет с крюшоном. Среди ваз в этом буфете был и огромный серебряный ковш в старорусском стиле. Длиной он был около аршина, шириной вершков в шесть, весом, я думаю, фунтов в двенадцать[90]. Эта массивная чеканная братина была подарена моему деду императором Николаем Павловичем, и её историческая семейная ценность для меня огромна. Вот она-то и пропала. Когда в пятом часу разъехались гости и рассчитанные музыканты удалились, я направился к себе в спальню и намеревался ложиться, как вдруг ко мне явился старик дворецкий и тревожно заявил:

– У нас, ваше сиятельство, не всё благополучно.

– Что такое, что случилось?

– Пропала серебряная братина.

– Как пропала?! Что за вздор!