Этот отрывок раскрывает манеру письменного изложения предмета, сложившуюся у Леонардо в зрелом возрасте и, отчасти, объясняет метод работы с чертежами. По мнению Кармен Бамбах, его подход к изложению материала делился на несколько этапов: постановка проблемы; суммирование и углубление темы из различных источников; копирование соответствующего содержания; организация текста для будущего пользования; повторный анализ уже рассмотренных тем; относительное нежелание пересмотреть и обобщить уже изложенный материал; большие интервалы в работе на каждом этапе.
О необходимости «расставить все по порядку на своих местах» он дважды упоминал в Лестерском кодексе[177]
и приносил читателю извинения за «перескакивание с предмета на предмет»[178].Не стоит также забывать и о языковой особенности текстов Леонардо, который не читал на латыни до 1487 года, когда решил изучить ее самостоятельно. Но полностью языком он так и не овладел, поэтому разобраться в интересовавшем его материале ему было сложно из-за незнания терминологии. В то же время Леонардо вставлял в свои работы отдельные отрывки из приобретенных, одолженных или найденных в библиотеках книг.
Хронологическое исследование рукописей становится крайне затруднительным, так как для датирования отдельных записей приходится проводить сопоставление с редкими указаниями на внешние события, разными видами использованной бумаги и способа ее изготовления, обращать внимание на тип перьев, чернил и другие письменные принадлежности. К тому же такой анализ дополняется исследованием многочисленных пятен, надорванных страниц, загибов и других всевозможных следов, оставленных на протяжении веков коллекционерами.
Рисунки, относящиеся к научным исследованиям, и чертежи Леонардо несут печать своеобразия по сравнению с графическими изображениями, принятыми в пятнадцатом и шестнадцатом веках, потому что лишь отчасти являются «наглядными» приложениями. Как правило, они являются настоящими произведениями искусства, высочайшими образцами графики. Леонардо чаще других художников пользовался записными книжками, тетрадями, сшитыми листами, которые сегодня мы называем блокнотами, для записей и набросков по горячим следам своих впечатлений и мыслей, возникавших у него в голове, чтобы потом переписать их, обработать и отшлифовать, пока они не станут отвечать его требованиям, что получалось у него далеко не всегда. В
И зарисовать их, как они появились, короткими штрихами в твоей маленькой книжке, которую ты должен всегда носить с собой… так как такие вещи нельзя отбрасывать, а наоборот, бережно хранить, потому что они являются бесконечными формами проявления вещей, которые память неспособна сохранить[179]
.Леонардо опережал всех своих современников как в науке, так и в искусстве. И никогда не забывал, что наука обязана поддерживать искусство, но не подминать его суть и дух. В Леонардо удивительным образом переплеталась любовь к искусству с увлечением наукой, их связь для него стала неразрывной: чтобы изучать и постигать природу, необходимо обладать художественными способностями для ее отображения; таким же образом его знания в оптике, анатомии, геологии и гидрологии помогали ему в художественном творчестве. В работе в той и другой областях да Винчи, кажется, больше занимал сам процесс исследования, чем его конечный результат. Поэтому многие картины и научные поиски остались незавершенными. К тому же, если с наступлением XVII века достижения ученых приобретали известность после публикаций книг, статей и их обсуждений, то в эпоху Возрождения дело обстояло совсем иначе. Леонардо работал в одиночку и не издал ни одного своего труда; воззрение на науку как на совместный труд и итог тесного сотрудничества в его время еще не сложилось. Он не держал свои кодексы взаперти, но мог показать их только близким знакомым; он не утаивал от них свои исследования, наоборот, любил рассказывать о них, но среди его окружения было мало ученых, сведущих в интересующих его областях, и никто, вероятно, не понимал широты и глубины его поисков.
Если бы Леонардо опубликовал свои труды и поделился результатами его исследований, то его влияние на развитие западноевропейской мысли стало бы таким же глубоким и, возможно, более широким, чем влияние, оказанное его искусством. Но этого не случилось, так как все открытия и прозрения Леонардо веками пролежали под спудом в его тетрадях.