Неизвестный Мао

Мао на самом деле допускал и гораздо большее число смертей. Хотя бойня и не входила в его расчеты в период «большого скачка», он был более чем готов к мириадам смертей как его последствиям и даже намекнул высшему эшелону своих приспешников, что им не следует быть чересчур шокированными, если это произойдет. На партийном съезде в мае 1958 года, который запустил «скачок», он сказал своим слушателям, что им не только не следует бояться, но, наоборот, активно принимать, если люди будут умирать в результате политики партии. «Разве не было бы пагубным, если бы Конфуций еще жил в наше время?» — задавал он вопрос. Даосский философ Чжуан-цзы, сказал он, «был прав, когда праздно проводил время и распевал, когда умирала его жена». «Смерть, — говорил Мао, — должно преодолевать весельем… Мы являемся диалектиками и поэтому не можем не сделать выбор в пользу смерти».

Эта пустословная, хотя и дьявольская по своей сути «философия» была доведена до низовых работников партийного аппарата. Когда в уезде Фэнъян провинции Аньхой одному из таких низовых деятелей показали трупы людей, погибших от истощения и изнеможения, он почти слово в слово повторил то, что слышал от Мао: «Если бы люди не умирали, Земля была бы не в состоянии нести их! Человек живет и потом умирает. Кто же не смертен?» Даже скромные поминки по умершим были запрещены, поскольку Мао сказал, что смерть должна радовать.

Мао усматривал практическую пользу в массовых смертях. «Умершие приносят нам выгоду, — говорил он высшему эшелону власти 9 декабря 1958 года. — Они могут удобрять почву». Поэтому крестьянам было велено сажать зерно на участках для погребения, что причиняло тем немалые страдания.

Мы можем с уверенностью сказать, каким количеством людей Мао не боялся пожертвовать. Будучи в Москве в 1957 году, он заявлял: «Мы готовы принести в жертву 300 миллионов китайцев ради победы мировой революции». Это была примерно половина населения тогдашнего Китая. И в самом деле, на партийном съезде 17 мая 1958 года он сказал: «Не раздувайте вы все эти страхи насчет мировой войны. Самое большее — умрет сколько-то народу… Сгинет половина населения — такое уже бывало несколько раз в китайской истории… Это даже хорошо, если исчезнет половина населения, неплохо, даже если исчезнет одна треть…»

И о военной ситуации Мао думал теоретически. 21 ноября 1958 года, обсуждая в узком кругу приближенных проекты интенсификации труда, вроде оросительных систем и домашнего производства «стали», он вроде бы мельком заметил в этом контексте, что множество крестьян, живя впроголодь и работая на износ, погибнет, сказав: «Работая таким образом, реализуя все эти проекты, половина Китая вполне может умереть. Пусть даже не половина, одна треть или одна десятая — 50 миллионов — умрет». Испугавшись, что его слова шокируют присутствующих, он постарался увернуться от своей личной ответственности за это. «50 миллионов смертей, — продолжал он, — за это меня могут выгнать, или я сойду с ума… но если вы настаиваете, я все же позволю вам пойти на это, и вы не должны будете винить меня, когда народ будет умирать».

Глава 41 Министр обороны Пэн — одинокий воин (1958–1959 гг.; возраст 64–65 лет)

В течение первых двух лет осуществления программы «большого скачка» большинство соратников Мао поддерживало его, и лишь один человек в Политбюро, маршал Пэн Дэхуай, являвшийся министром обороны, имел мужество разойтись во взглядах с остальными.

Пэн никогда не забывал о бедствиях крестьян, среди которых вырос. Позднее, находясь в тюрьме, куда заточил его Мао, он писал историю своей жизни, где отмечал, что часто напоминал себе о голодном детстве, чтобы не поддаться искушениям власти и не стать бесчувственным к страданиям нищего народа. В 1950-х годах он первым в верхних эшелонах власти заговорил о развращенном образе жизни Мао: о виллах, которые тот имел в разных концах Китая, о его страсти к красивым девушкам, которых Пэн называл «отборными имперскими любовницами».

Пэн ожесточенно спорил с Мао долгие годы. В 30-х годах он критиковал жестокое обращение Мао с военными командирами. В Великом походе он высказал сомнение в способностях Мао как военачальника, когда тот почти развалил Красную армию ради личных целей. В 1940-х годах, во время яньаньского террора, когда Мао начал создавать культ своей личности, Пэн выразил протест против таких ритуалов, как скандирование лозунга «Да здравствует председатель Мао!» и пение гимна «Алеет Восток». Когда Хрущев в 1956 году осудил Сталина, Пэн еще настойчивее выступил против культа личности и даже отстаивал изменение военной присяги с клятвы в верности лично председателю Мао на клятву верности народу, аргументируя это тем, что «наша армия принадлежит народу».